А люди эти по ответу Федоса Ивановича видели, что надо им отдаться на волю этого человека. Так им было наказано от князя Дмитрия Михайловича.
Федос Иванович зорко оглядывал каждого. У одного пола зипуна вздулась конечно, от тяжелой пищали; у другого низ, верно, оттопырила кривая сабля, что прицеплена к поясу кафтана под зипуном. А люди, перемолвившись со старым Федосом, приплясывали на месте от донимавшего их мороза и спрашивали:
Куда, дед, сбрасывать?
Ступай дальше, на Сретенку, по левой стороне шестой двор.
Сеньку из-за мороза мать не выпускала из избы, и мальчишка через слюду в окошке не различал, что творится на улице. Он только на другой день со слов отца понял, что этой ночью в Москву на свой сретенский двор пожаловал князь Дмитрий Михайлович. Княгиня Прасковья Варфоломеевна не приехала, осталась в Зарайске.
ВОЗЧИКИ
С десяток панов пошли слоняться по Китай-городу, хохоча во все горло. При этом шляхта без всякой нужды бряцала саблями.
В одном месте шляхтичам перегородил дорогу обоз. Возчики шли подле саней и хмуро поглядывали на распоясавшихся чужеземцев.
Но был среди подводчиков молодой парень, по имени Матюша, по прозвищу Весноватый. До лета еще далеко и весна не пришла, а на лице у Матюши полным полно веснушек. Матюша глядит и улыбается. От мартовского солнца, от просини в небе играет у озорного Матюши душа.
Эй вы, хари! бросил Матюша вдогонку панам. Пан Галка и пан Тёлка, чего сабельками брякаете?
Паны остановились. Один из них, черный, длинноносый, и верно был похож на галку. Он погрозил Матюше палашом и крикнул:
Пёстрый, заткни рот онучей! А то я тебе заткну!
Заткнись сам, проклятый! И Матюша показал пану Галке кнутовище: Во! Недолго тебе тут сидеть! Скоро собаки тебя за хохол потащат, если добром не уйдешь из Москвы!
Паны о чем-то переговорили, потоптались и пошли прочь. А у подводчиков лица посветлели.
Эк отбрил Матюша! заметил подводчик, у которого из дыр в валенках торчала солома. Отбрил-таки: ступай, мол, прочь, не то собаки за хохол потащат. Хо-хо!..
И только сказал это подводчик в дырявых валенках, как из переулка выбежала новая толпа усачей, с хохлами, торчавшими из-под шапок.
Сворачивайте, холопы, в переулок! кричали возчикам хохлачи.
Зачем в переулок? удивились возчики. Переулком этим, пан, никуда не проедешь: в тупик упрешься.
В тупике сани и покинете. А сами за работу!
Какую работу? недоумевали возчики. У нас, вишь, работа кули скинуть в мучном ряду.
А мы вам работу на башни пушки таскать.
Что ты, пан, опомнись! Какие пушки?
Нашел, пан, дураков! Пушки ему таскать А потом ты, пан, из пушек из этих по мне палить станешь? Ишь ты, хитер, как муха!
Долго вы тут, холопы, разговаривать будете?
А мы с тобой, пан, и разговаривать не хотим, заметил возчик в дырявых валенках.
А на пушки твои, пан, я плевал. Тьфу! добавил Матюша и плюнул так, что угодил пану на носок сапога.
Пан вскипел:
Ах, вы так?
Мы так, сказал Матюша. А вы как?
А мы так, ответил пан и влепил Матюше здоровенную плюху.
Матюша покачнулся, но удержался на ногах.
А мы вот как! рявкнул он во всю глотку и, боднув пана головой в живот, сшиб его с ног.
Паны выхватили сабли и пошло.
Сбежавшийся народ не дал возчиков в обиду. На помощь панам примчался отряд конников усатых и хохлатых. Началось великое побоище на улицах Москвы.
Панам оно было на руку. Они подожгли город с нескольких концов и начали резню и грабеж.
И снова Сенька, как летом в Мурашах, увидел дым, который поднимался в стороне Никитской улицы черным столбом. И опять услышал Сенька рев набата, но звонили где-то далеко.
Когда стемнело, мать уложила Сеньку на теплой печке и укрыла полушубком. Сенька засыпал, а подле него на печке лежала игрушка, подаренная ему Петром Митриевым: два молодца в русских кафтанах и распластавшийся шляхтич.
С месяц назад Сенька с отцом побывали в лавке у Петра Митриева. Андреян поздоровался с хозяином, достал из-за пазухи кожаный мешочек, в котором держал теперь деньги, и вернул Петру Митриеву долг. Старик потирал руки он был, видимо, очень доволен, что и деньги получил и в Андреяне не обманулся.
А что, Андреянушка, князь твой? Каково здравствует?
Ничего, отец. Слышно, живет в Зарайске поздорову с княгиней и детками.
А нет ли такого разговора, Андреян, что князь-де в Москву жалует?
Есть такой разговор, Петр Митриев. Слух есть, что скоро пожалует.
Петр Митриев и этим остался доволен.
Хорошо, это хорошо! твердил он, провожая Андреяна с Сенькой к двери. Ась? Чего? Ну, дай бог!..
Сенька, засыпая, вспомнил, как подрагивает у дедушки Петра Митриева на кончике бородки то один волосок, то сразу два. Дрожит волосок и еще дрожит и вот перестал дрожать.
Сенька заснул и, разоспавшись в избяном тепле, не услышал, как ударили в набат совсем близко, на Введенской колокольне.
Первая услышала набат Арина. А вслед за набатом она услышала стук в окошко и голос Федоса Ивановича.
Арина тотчас разбудила Андреяна. Кузнец натянул зипун, открыл дверь избушки и сразу очутился на дворе.
ОСТРОЖЕК НА ЛУБЯНКЕ
Князь Дмитрий Михайлович стоял у ворот, в кольчуге и шлеме. В настежь открытые ворота мимо князя Дмитрия Михайловича выходили на улицу ополченцы.