Ни у кого не возникло мысли, что двое отстали просто из страха. Это, конечно, усложнило проведение операции, но были и какие-то более серьезные причины неудачи.
Верно, что сильно мешала темнота. Верно, что командир отряда Стефан немного оробел. Охранники слишком рано поняли, что напали партизаны, и, заняв позиции на вершине холма, обеспечили себе большее преимущество. Стреляли-то они, по сути дела, в панике, а потом убежали. Резервуар остался незащищенным подходи и поджигай! Но тот, кто должен был поджечь бензин, до места не добрался, а другие, шедшие к резервуару, знали, что поджог поручен специальному человеку. Это и было самое обидное: мы почти добились успеха, осталось совершить самое главное и все впустую!
Это не была «ошибка роста». Не только ночная мгла, но и мрак самоизоляции искажал в глазах бойцов реальные очертания местности, степень опасности...
Слава богу, бойцы себе этого не простили. Сколько шуток было про этот туннель! Так они и в самом деле добились успеха.
Лазар даже внешне казался старше меня (может, из-за густых усов?), но я считал его старшим еще и по другой причине: он был одним из самых первых партизан. Я очень удивился, узнав, что он старше меня всего на два года и что мы вместе состояли нелегально в ученическом бюро в Софии, вместе участвовали в экскурсиях на Витошу... «Мы очень хотели, чтобы нам в отряд направляли военных, военных и военных, а шли все невоенные, невоенные, невоенные», запомнились мне его слова, которые могли объяснить многое... Лазар внешне спокойно, но с каким-то внутренним напряжением стремился разобраться в ошибках, допущенных штабом, которые считал и своими собственными. Ему было легче: заместитель политкомиссара, он все же не нес основной ответственности... Его надежды становились и нашими: «У нас есть опыт, мы чувствуем свою силу. То, чего ждут от нас, вполне нам по силам, и мы эти надежды оправдаем».
Буки молчат, огромные и тяжелые. Листья будто металлические, не шелохнутся. Даже птиц нигде не видно в этот серый, морозный день. Всепоглощающая, напряженная тишина. Он говорит уверенно. Бойцы ловят каждое слово. Одни удовлетворенно кивают, другие вроде бы и хотят что-то возразить, но лишь нет-нет да махнут рукой. Очень важно, что скажет Цветан, командир.
...Их было трое. Только трое. И они даже не знали, где начать действовать. В Софии, на одной из нелегальных квартир, они мысленно оглядывали горы. Предлагали Средну Гору. Лазар стремился в свои родные Троянские горы. «Из окна виден был Мургаш. На него посматривали и два моих товарища», это вспоминает Лазар двадцать лет спустя.
Можно, повторяет Цветан, можно, но лучше, если мы создадим отряд, который будет действовать вон там...
Он указывает рукой на окутанные синей дымкой горы и вопросительно смотрит на нас.
Эта идея кажется привлекательной. Создать партизанский отряд в таком месте, что его можно видеть из окон военного министерства, из кабинета Гешева, из царского дворца... Это замечательно!
Каждый выстрел будет слышен в Софии... начинаю я, но меня прерывает Митре:
А это что, плохо?
Мы с Цветаном улыбаемся.
Наоборот!
Мысль эта выкристаллизовывается в одно слово:
Замечательно!
Замечательным, в сущности, было само желание, так как до создания отряда было еще далеко.
Но они считали себя отрядом еще в тот первый день день Ботева, 2 июня 1942 года. Какое замечательное совпадение! С годами оно кажется все прекраснее, потому что все ощутимее становится внутренняя связь между одним и другим событием. Их разделяют семь десятилетий, но кажется, что эти трое подхватили ружье Ботева в тот самый момент, когда тот выпустил его, еще теплым, из своих рук. Одно бесспорно это было то же самое ружье, ружье борцов за свободу Болгарии. И самым замечательным было то, что подняли его повстанцы по всей нашей земле.
Здесь, под Мургашом, их было только трое, но отряд уже существовал. Ничего, что они были похожи на генералов без армии. Это была не разгромленная армия, а будущая армия. Еще не было бойцов, даже штаб они не могли укомплектовать (Цветан командир, Митре заместитель командира, Лазар политкомиссар), но это не меняло существа дела.
И как тогда часто бывало, они начали со своего дома. Первыми ятаками были их жены: Невена,
Иванка, Лена. Первыми домами-убежищами родной дом Цветана в Столнике и Митре в Ботунце.
Потом им носили хлеб ближайшие друзья из Софии. Потом знакомые открывали им двери своих домов в селах. Потом им открывали сердца и незнакомые люди.
Их было трое, потом стало пятеро, затем семеро, девятеро. Это был самый мучительный период роста.
Во многие дома их не пускали. В некоторых селах у них не было ни одного верного человека. Их предавали. Они вынуждены были оставить и свое прибежище в горах вырытые землянки. В них стреляли.
Самое страшное время начало. Лето. Осень. Зима.
Если б я писал «чистый» роман, он обязательно был бы об этом раннем периоде. Периоде страшных страданий, периоде ужасов. И большой веры. Периоде рождения болгарского партизанского движения.
В то время невольно приходилось думать: а не напрасно ли все это? Почему, вопреки нашим огромным усилиям, так мало людей уходит в горы? Не станут ли участниками этого движения только убежденные коммунисты? От этих сомнений становилось невыносимо больно: ведь вчера мы верили, что на бой поднимется весь народ, а сегодня видим среди тех, кто нас предает, есть и простые люди. Нужно было иметь много выдержки, здравого рассудка и идейной убежденности, чтобы стать настоящими бойцами и твердо поверить в народ. Помимо опыта подпольной работы важным подспорьем было героическое прошлое нашего народа. Я думаю, что Захарий Стоянов вдохновлял нас тогда не столько легендарным восстанием в Панагюриште, сколько своей одиссеей в горах . Тогда кроме глубоко национальных существовали и непреодолимые религиозные различия, и народ, подвергавшийся страшным преследованиям, органически противопоставлял себя поработителям. А что говорить о предательстве болгар болгарами?.. Иначе обстояло дело в наше время, когда оккупация была сравнительно хорошо замаскирована, когда гитлеровцы открыто не грабили крестьянских амбаров, не арестовывали наших сыновей. В таких условиях не каждому был ясен национальный характер борьбы.