Значит, если что-нибудь случится, эти двое будут сражаться, а я подбирать гильзы?..
Эх, вот бы мне сейчас одну из тех «сербок», из которых мы с Марином стреляли летом сорок первого года! Их было две, обе Крагуевацкого завода. Длинная, но легкая винтовка, очень удобная, с четким прицелом. Ее тяжелые пули летели черт знает куда. Мы стреляли в ущельях под Муртаном, в Челопечских горах, и эхо поднимало такой шум, будто гремела артиллерия. А попадания были самые неожиданные!
Однако не надо забывать, что я нахожусь в отряде «Чавдар». Ведь так вчера вечером сказал Велко.
Чавдар... Хорошее название, хотя, по-моему, больше бы подошло что-нибудь из революционной героики нашего поколения. Димитров? Но ведь мы не все коммунисты, мы Отечественный фронт. Лучше всего Ботев. Старо-планинский партизанский отряд имени Христо Ботева это звучит. Да, но такой отряд уже есть в Средне Горе. В сущности, Чавдар это то же самое, что и Ботев. Это название напоминает о преемственности гайдуцкой старины, а Чавдар был большим гайдуком, можно сказать, даже великим. Дав отряду такое название, товарищи взяли на себя большую ответственность. Она ложилась на каждого из нас... В моем воображении Чавдар был не столько тем полководцем из учебника истории, армия которого осаждала Софию, сколько тем, кто на протяжении двадцати лет возглавлял партизанский отряд. В сущности, я до сих пор не знаю, каким был в действительности воевода Чавдар таким, каким его изобразил Ботев, или таким, как в учебнике истории. Да, славное имя носит наш отряд, и мы еще не знаем, какие воеводы выйдут из него...
Меня зовут Андрей. Имя красивое и не чужое. Имя моего старшего брата.
...Ночью один из товарищей спросил меня:
Как тебя здесь называют?
Что значит «здесь»?
В подполье мы не раз меняли свои имена. Неужели и партизаны тоже делают так?
Здесь строгая конспирация. У каждого есть партизанское имя. Свое ты забудь.
Хорошо. А какое имя можно взять?
Какое хочешь: гайдуцкое, имя погибшего революционера, советского героя, да и самое обыкновенное. Выбирай, какое нравится, иначе Митре сам тебя окрестит. Он очень любит это делать.
Митре это заместитель командира отряда.
«Только подпольщик, и никто другой, подумал я, не пользуется привилегией выбирать себе имя». А партизанское имя означало многое оно отражало характер человека, его привязанности и стремления.
Конечно же Андрей: следуя его примеру, я стал коммунистом. Еще юношей брат участвовал в Сентябрьском восстании . В отряде Тумангелова был связным с Центральным Комитетом. Партийным руководителем... Я не знал тогда, что Андрея уже нет в живых и что я даю его имени новую жизнь. Просто хотел походить на него и, конечно, понимал, какую ответственность налагает на меня его имя.
Никто не требовал от меня принятия присяги, но я сам себе дал клятву. Я не мог бы изложить ее так, как это сделал Раковский в своем «Временном законе для народных лесных партизанских
отрядов на 1867 год», однако я испытывал такие же чувства. «Светлое солнце пусть будет свидетелем моей клятвы, а храбрые юнаки с острыми ножами пусть покарают меня, если я нарушу ее».
Помню один вечер. Нас человек пятнадцать. Мы расположились в какой-то лощинке на голом холме. Долго добирались туда, но это мне не запомнилось. Было холодно, и мы жались друг к другу. Я еще не привык к этому, но нужда быстро всему научит.
Здесь я встретил знакомого, доктора из Сливена. Русоволосый, проворный, острый на язык, грудь колесом. Раньше он учился на одном курсе с Верой; теперь ему предстояло сдать настоящие экзамены. (Я не знал, что раненых будет мало, значительно меньше, чем тех, которым помочь уже ничем нельзя.) Я пока еще не был среди партизан своим, в полном смысле этого слова. Меня приняли по-братски, все с большой теплотой относились ко мне, но нас еще не связывали общие переживания. Они о чем-то говорили, понимая друг друга с полуслова, поскольку речь шла об известном им человеке или случае. Мне было хорошо среди этих людей: я чувствовал себя в безопасности и желанным товарищем, но я еще не знал, какое счастье быть частицей единого целого.
И вновь я прошел по дороге, которая привела меня сюда: София, Искыр, Долни Богров, потом, наверное, Бухово. Теперь я знаю, что мы залегли тогда у горы Готен. Снова я шел от села к селу. Нет, от человека к человеку!
Как-то я выступал с воспоминаниями перед пионерами. И один маленький, резвый такой мальчуган спросил меня: «Как же вы копали эти каналы от Софии до самых гор? Неужели все время под землей? И полиция вас не выследила?» Смех смехом, но я понял, что иногда мы не умеем об этом рассказывать детям так, чтобы им все было ясно...
Да, каналы, которые приводили в партизанский отряд, были различны и всегда одни и те же: ими были люди. Поездом до Локорско, до Ботунца или до Саранцев, а там кто-то провожал тебя в горы. Или несколько человек собираются у стадиона имени Хаджи Димитра, а затем следуют с проводником по шоссе София Локорско до моста на Искыре, где к ним присоединяется еще группа товарищей. Они доходят до Локорско, останавливаются там на ночлег, а потом мимо Огоя по Злому долу до Мургаша. Да и кто знает, какими еще путями. Иногда случались до нелепости смешные истории, иногда возникали ситуации, опасные для жизни. В другой раз происходили самые фантастические приключения. Подумать только, какая организация была необходима!