Сраженный гранатами, артрасчет упал. Но уже бежали на выручку своим гитлеровцы, расстреливая моряков.
Тяжелораненый Андрей стоял, прислонясь к дереву. В руке последнее оружие ракетница.
Когда автоматчики подбежали к нему совсем близко, он выплеснул в лицо переднему огонь красной ракеты.
Ее вспышку и автоматную очередь видел, слышал разведчик. Но откуда ему было знать, что этот последний, так и не долетевший до Кронштадта сигнал был прощальным сигналом Андрея
Старшину и спасенного десантника подобрал катер.
Многими часами позднее, совершив рекордный заплыв, добрался до Кроншлота и командир «каэмки».
Прорыв катеров из Кронштадта в Петергоф вновь не удался. Оставшиеся в живых десантники сражались до рассвета.
Уже не слышно было краснофлотских «ура» и «полундра». Не осталось ни одного моряка, не пролившего свою кровь. В Нижнем парке, в Верхнем саду, в Александрии вперемежку с выстрелами еще много раз из рупоров фашистских громкоговорителей неслось:
Русские матросы, сдавайтесь, вам будет сохранена жизнь!
Но не было десантников, поднявших руки перед врагом. Оставшуюся гранату, последний патрон берегли для себя.
Утро третьего дня началось новым боем.
Уничтожить всех! Живых не оставлять! передавал по телефону генерал Клеффель.
Он отдал приказ майору Клаузе бросить в парки Петергофа «свою роту» свору овчарок. Их было много выдрессированных, злых, привыкших вонзать клыки в горло человека
Сперва остервенелый лай послышался из-за Воронихинских колоннад, потом от залива, потом со всех сторон. Яростно рыча, овчарки набрасывались на раненых моряков, загрызали их до смерти. Гитлеровцы науськивали псов на идущих в атаку.
К такому бою десантники не были готовы. Но они приняли и его. Многие псы «роты» Клаузе валились, пронзенные штыком, ударом финского ножа
Отступавший к заливу вместе с линкоровцем Володей Борис Шитиков помнит, как в ложе Самсоновского канала на него прыгнула здоровенная овчарка. Шитиков от неожиданности упал. Но он успел выхватить нож, изо всей силы ударить овчарку в грудь. Оставив издыхающего зверя в луже крови, моряк пополз по вязкой грязи Увидел прижавшихся к сырым мшистым стенам двух измученных моряков. Они тоже выбирались из окружения.
К заливу, ребята. Другого пути у нас нет, твердо сказал Борис Шитиков. Мы с другом, он указал на Володю, пойдем вплавь, может, кто-нибудь подберет.
Теперь их было четверо.
Они понимали, что плыть в простреливаемой с берега ледяной воде более чем рискованно. Но другого выхода у них не было. С наступлением темноты они попытаются незаметно пройти береговое охранение, уйти заливом.
Время тянулось мучительно медленно. Только теперь к людям вернулись привычные ощущения. От сапог, в которых чавкала вода, холод шел по всему телу. Кружилась от голода голова, хотелось пить. Выскребали из карманов последние крошки махорки, надеялись найти хотя бы кусочек сухаря. Тщетно!..
На коленях у Володи лежала гитара. Казалось, на руках его живое существо, так бережно держал он сломанный гриф, с которого свисали оборванные струны.
Борис смотрел на друга с нежностью. Он видел перед собой не страшного человека в перепачканной глиной, смятой бескозырке, в изорванных от непрерывных переползаний бушлате и брюках. Он видел верного своего товарища, всегда веселого, аккуратного. Моряка, который больше всего на свете любил хорошую песню.
Не хочется умирать, Боря. Жить хочу. Молодые мы
Борис взял из рук друга гитару, осторожно положил ее на дно канала
В голове Бориса одна за другой рождались, наплывали мысли. Он видел залитый солнцем, в зелени Кронштадт, на улицах море синих воротников. Батя Ворожилов в красивой, ладно сидящей
на нем форме, с орденом на груди.
Виделся Борису его первый лихой ротный старшина. Вот он, ухмыляясь, строит новобранцев, стриженных «под нуль». «Кино интересное покажут», сулит он, на самом деле зная, что поведет их на камбуз чистить картошку
Но вот наступила долгожданная темнота, моряки начали продвигаться по каналу к заливу. Они старались шагать бесшумно. Хлюпанье сапог, даже звук одиночно падающих брызг отдавался в их ушах нестерпимым грохотом. Если услышат, кинутся вслед. А у них из оружия остались только ножи.
Море все ближе, ближе. Волны то накатываются на огромные прибрежные валуны, то уходят от них, шипя и пенясь. Минута выжидания и первым к валунам скатывается Борис Шитиков. Он приник разгоряченным лицом к холодному, мокрому камню, всматривается в берег. И не слышит выстрелов вслед. Взмахнув рукой, словно этот его сигнал могли увидеть в темноте остальные, он тихо зовет их к себе. Быстро снимаются бушлаты и сапоги. Шитиков шепотом командует:
Пошли!
Осторожно десантники вошли в воду, погрузившись по горло, поплыли. Шитиков оглянулся туда, где остались навсегда его друзья.
Прощайте, товарищи, прошептал он, простите меня за то, что я живой.
В эту минуту над заливом повисли на маленьких парашютах осветительные ракеты.
Ныряй! крикнул Шитиков.
Команда была подана вовремя. Пули легли совсем рядом. Они ложились то впереди, то позади плывущих. И снова команда: «Ныряй!»