Князь был очень любезен, предложив отметить воссоединение наших народов здесь, в Драконьем Приюте, дипломатично ответил де Сигоньяк. Я склонен рассматривать это, как жест доверия. Не то, чтобы люди могли причинить вред
этому фундаментальному, рассчитанному на прямое драконье попадание строение. Но выглядит жест красиво.
То есть, вы по-прежнему не доверяете драконам.
Конфликт плавно перерос в соперничество, пожал золотыми погонами де Сигоньяк. Я склонен рассматривать эту тенденцию, как положительную.
А как вам футбол? Согласитесь: гонять по полю мяч всё-таки более гуманно, чем отрубленные головы врагов.
И вот тут Сигоньяк задумался.
И показал это всеми доступными способами: барон тщательно наморщил лоб, завёл глаза к далёкому, похожему на изумрудное небо, но от того не менее материальному потолку, сцепил пальцы за спиной и даже покачался с носков на пятки.
Сигоньяк потомственный военный. Его отец был военным, его дед и прадед были военными... Он учился в лучшей военной академии, и свою жизнь рассматривал исключительно с стратегической точки зрения.
А я взял, да и перевернул весь этот знакомый, устоявшийся мир.
Я с трепетом ждал.
Почему-то не хотелось, чтобы барон точил на меня зуб. С виртуозами меча и шпаги я предпочитаю поддерживать исключительно хорошие отношения.
Вот я всё думаю, наконец подал голос де Сигоньяк. Как лучше назвать нашу команду? "Заковия Динамо", или "Заковия Зенит"?
Я икнул.
Ник дал мне почитать несколько альманахов о спорте с вашей родины, Макс, пояснил барон. Он считает, из меня получится хороший судья.
Я икнул.
Так вы... На меня не злитесь? признаюсь честно: у меня дракон с плеч свалился.
Барон рассмеялся.
Знаете, Макс. Я вот всё спрашиваю себя: не является ли знакомство с вами перстом судьбы, или проще говоря, самым счастливым событием в моей жизни?
Чего?..
Вообще-то я парень понятливый. Но иногда туплю.
Я тут подумал... решительно сказал де Сигоньяк. Вы мне нравитесь, Макс. К чёрту условности! Я ещё никогда не видел таких людей.
Я икнул вторично.
Вы меня плохо знаете.
Я поставил себе целью узнать вас поближе, твёрдо заявил барон.
Но ведь... я еле удержался от того, чтобы не ущипнуть себя за руку. Но ведь на нас будут смотреть косо!
Де Сигоньяк только вздохнул и отвёл взгляд.
А как же ваш прославленный батюшка? Что бы он сказал, узнав про ваши пристрастия?
Видел я портрет старшего де Сигоньяка, в арсенале: такой же благородный профиль, как у сына, те же глаза цвета арктического льда.
И любовно прижатый к сердцу отрубленный коготь дракона...
Взгляд барона выразил презрение к мнению покойного родителя.
А вот мне не всё равно, запальчиво сказал я.
Де Сигоньяк грустно и мудро улыбнулся. Но я не сдался.
Вот вы думаете, что это целиком ваше решение, барон. А скажут, СКАЖУТ, что это я вас соблазнил.
Мне уже всё равно, отрешенно проговорил де Сигоньяк, глядя в пол. Мосты сожжены. Решение принято. Я тоже становлюсь пацифистом.
И тут, словно бы откликнувшись на его слова, изумрудная приземистая колонна пошевелилась.
Расправила крылья, вытянула хвост, покрытый таким количеством шипов и наростов, что он походил на шишковатую зубастую палицу.
Мы с бароном отшатнулись.
Де Сигоньяк постарался сделать это незаметно дабы не уронить честь мундира; я же скакнул, словно молодой горный козёл, который увидел на соседнем уступе привлекательную козочку.
Но движение колонны на этом не остановилось, и через пару секунд нашему вниманию стали доступны широкие и мощные челюсти, маленькие, утопленные под раскидистые костяные брови, глазки и мощный хвост, которым можно было расколоть здание Большого Театра с одного удара.
Морда была покрыта яркими, изумрудно-чёрными полосками, которые, расходясь по телу, становились всё шире, на спине сливаясь в единый изумрудный гребень, который топорщился подобно японскому боевому вееру.
Ну всё, тихо сказал я и порывисто, почти себя не контролируя, взял барона за руку. Хана нам, барон.
А может, это и к лучшему, философски заметил Сигоньяк. Никто не узнает, что у нас с вами особая связь.
Полностью развернувшись, полосатое бронированное чудовище глянуло на нас своими крохотными глазками, а потом распахнуло пасть.
Невольно взгляд мой затянуло внутрь.
Туда, куда подобно когортам отлично вымуштрованных воинов, уходили стройные ряды зубов. Туда, где полыхала адским пламенем разогретая и готовая к употреблению огнеметательная железа.
Туда, где подобно листку осины, трепыхался на жарком ветру крохотный нёбный язычок...
Невольно стал я свидетелем вашей доверительной беседы, милорды, дружелюбно сказало чудовище. И вот что хочу добавить: вы совершенно правы. Надоело
всё. Двадцать лет: не спи, не ешь, отрабатывай полёты строем... А махать тяжелыми бронированными крыльями это, я вам скажу, не крылокош наплакал. И всё для того, чтобы на один день выйти в чисто поле, на краткий миг пересечься с свирепым, и зачастую невкусным противником, лишиться какой-нибудь ценной части тела, за которую потом ещё надо отчитаться перед женой не любовница ли отхватила на память в порыве страсти... И к вечеру, совершенно ни с чем, возвращаться домой, в Благор. Чтобы с утра пораньше, даже не позавтракав, начать готовиться к следующему выходу. А вопли нашего дорогого Князя о потерянном глазе? Вот вы, милорды, согласились бы слушать одно и то же нытьё полторы тысячи лет?.. А, что там говорить! полосатое чудовище махнуло крылом, и мы с Сигоньяком прижались друг к другу, аки былинки на ветру ибо другой защиты от налетевшего шквального ветра у нас не было. Скучно, господа, продолжил дракон, экспрессивно размахивая крыльями и не замечая, что собеседники держатся на ногах, только чтобы не потерять лицо. В Благоре нет свежей прессы. Если подумать, никакой нет писчебумажная промышленность у нас как-то не приживается. А я журналистом стать хочу! возопило чудовище, воздев к небу-потолку могучие лапы, увенчанные острыми, как коса рачительного крестьянина, когтями. А ещё лучше спортивным комментатором, с любовным придыханием поведал дракон. Как думаете: у меня получится?..