Дара схватила его за руку, прижалась к ней щекой,
Я так скучала, отец!
По его щекам покатились безмолвные слезы; он застыл, прижимая к себе ее голову.
Я так хотел, чтобы у тебя все было хорошо, моя Йошевет!
Она улыбнулась сквозь пелену,
Это и было хорошо, отец. Но как ты можешь? Ты, признающий идеальность строения всего мира! Как ты можешь не принимать то, что уготовано мне?
Вождь стоял не двигаясь, гладя её по волосам,
Я всего лишь человек, Йошевет. Всего лишь человек.
Глава 22. Роды
Шкуры, выделанные Хаэлем, которые Лохем свалил на циновку под навесом, я занесла внутрь, и теперь валялась на них бездумно вертя в руках кинжал, что уже входило у меня в привычку, то доставая его из ножен, то снова пряча. Ножны эти, сделанные Краем, походили на небольшой изящный мешочек, изогнутый с одной стороны, точно по форме ножа, в который был вставлен осколок солнечного камня. Мне их принес Лохем, подвесив на небольшой кожаный пояс. Внезапно, привлеченная шумом, я села. Что бы это могло быть? Встала, прицепила кинжал к поясу, отодвинула полог.
К шатру отца, где под навесом сидели мужчины, приближались Гарон с Рамом, в окружении ребятишек. Между мужчинами, привязанная к шесту за ноги, болталась туша козы. В руках Рам нес тряпку.
Я опрометью выскочила из шатра, бросаясь им наперерез, нарушая все правила, крикнула раньше, чем отец успел открыть рот,
Где Дарин?
И тебе здравствуй, сестра, мужчины остановились, уставившись на мой живот,
-Ты беременна? Гарон почесал нос
Значит Дарин не обманул? Рам выглядел растерянным.
Где он?
Мужчины опустили свою ношу на землю, подошли к шатру вождя.
Гарон нахмурился, Не нужно было брать его с собой. Не охотник он. Мы оставили его сторожить припасы. А когда вернулись, нашли лишь кусок его рубахи, брат протянул отцу окровавленную тряпку.
Возможно горный лев утащил его, Рам стоял, опустив голову.
Ноги мои подкосились, и я осела на землю рядом с тушей козы. Слезы хлынули из глаз.
Лохем подскочил ко мне, поднимая меня на ноги,
Нет, нет! Ни в коем случае! Не волнуйся! Он найдется! Обязательно найдется! и повел меня в шатер.
Я забилась в его руках, закричала дико, разворачиваясь к братьям, Вы злодеи! Вы всегда ему завидовали! Как вы посмели поднять руку на брата?
Вождь поднялся на ноги, Уведи ее отсюда Лохем, она не в себе.
Я вывернулась, бросилась перед ним на колени,
Открой глаза, Вождь! и закричала, показывая на тушу козы,
С проси их, когда убита эта коза, и почему у нее стреножены ноги?
Отец стал чернее тучи. Потом рявкнул, Лохем! Я сказал, убери ее отсюда!
Воин подхватил меня рыдающую на руки, понес к моему шатру,
Успокойся, милая! Он найдется!
Я прижалась к нему, обхватив за шею, рыдая, уткнувшись лбом в его могучее плечо,
Он не найдется! Не найдется!
И вдруг закричала, выгибаясь у него на руках, от безумной, рвущей меня пополам боли.
Лохем изменился в лице, развернулся к шатру отца,
Зовите повитуху, быстро!
И опустил меня на циновку у входа,
Йошевет! Смотри на меня! Успокойся! Ты сильная! Все будет хорошо!
Я тяжело дышала, пытаясь успокоить истерику, чувствуя, как нарастает внутри меня очередной спазм. Внутри, в такой же истерике, билась малышка.
Меня перенесли в шатер повитухи. Бабушка суетилась вокруг меня, не переставая приговаривать и нашептывать. приготовила какой-то отвар, заставила меня его выпить. Посидела немного рядом,
ощупывая и поглаживая мой живот,
Т ы сильная девочка, Йошевет! И гораздо сильнее той боли, которую нужно перенести. Рожать тебе еще рано. Но чему суждено быть, от того не отвертеться.
Повитуха поставила на огонь большой чан, крикнула помощниц, чтобы натаскали ей воды, потом начала готовить чистые тряпки, какие-то инструменты, вернулась вновь ко мне, услышав, как я вскрикнула от очередной схватки.
Послушай, моя хорошая! бабушка опустилась рядом, взяла меня за руку, Роды начались слишком рано и идут слишком быстро. Постарайся успокоиться. Твоей малышке нужна помощь. А ты пугаешь ее.
Хорошо, я облизала пересохшие губы, я постараюсь.
Бабушка улыбнулась, Вот и ладненько! и протянула мне кружку, Попей, милая, мы постараемся все сделать быстро.
Быстро не получилось. Схватки продолжались всю ночь и почти весь следующий день, увеличиваясь по продолжительности и силе, сводя меня с ума, но больше ничего н происходило. Боль сводила меня с ума. Воды так и не отошли.
Повитуха начала поить меня обезболивающим настоем, пытаясь периодически развернуть ребенка,
Она не сможет выйти, Йошевет, если мы ей не поможем.
Бабушка в очередной раз ощупывала мой живот, Девочка лежит неправильно, ее время еще не пришло. Ты понимаешь, милая? Без тебя у меня ничего не получится, она внимательно смотрела мне в глаза.
Давай ее еще слегка повернем, повитуха в очередной раз заставила меня встать, замереть, опираясь ей на плечи,
Дыши, милая! Расслабься и просто дыши, и начала, слегка встряхивая мои бедра, как бы подкручивая их, разговаривать с малышкой. Голос ее, мерный и тихий, обволакивал меня, одуревшую от боли, вселяя уверенность, которую я давно уже не чувствовала.