Выходит, что дочь, служа фрейлиной Императрицы, как бы облегчает финансовую нагрузку на семью?
Обычная история в Российской Империи, подтвердил мои догадки Виктор Иванович. К тому Царский двор это своего рода «птичий рынок», где продают породистых фрейлин с хорошей родословной.
Получается, произнёс я наконец, Что за красивыми титулами и старинными фамилиями часто скрываются самые обыкновенные жизненные неурядицы? Долги, недополученные наследства, семейные обиды?
Именно так, кивнул Виктор Иванович. И чем выше дом, тем больше трещин в его фундаменте. Просто кто-то прячет их под золотыми обоями, а кто-то под скромным поклоном придворной девушки.
С высоты Севастополь выглядел, как драгоценная шкатулка, распахнутая на фоне моря. Бухты, будто пальцы причудливой руки, вцепились в берег, вбирая в себя корабли, паруса и дым. Город был не велик, но плотен, как крепость, и каждое его здание словно говорило: здесь живут и служат люди, для которых море не просто пространство, а судьба.
Гидросамолёты спланировали над бухтой Чёрная, где уже давно были размещены укрепления и мастерские флота. Воздух был напоён солью и смолой, смешанными с запахом свежей древесины. Поверхность воды чуть колыхалась под ласковым ветром, отражая в себе летящие машины, будто небесные чайки, опускающиеся на отдых.
Едва мы коснулись воды, как с набережной уже бежали люди офицеры, матросы, несколько гражданских. Кто-то с любопытством разглядывал наши самолёты, кто-то спешил доложить начальству. Не прошло и десяти минут, как по деревянному настилу к нам направился высокий человек в форменном мундире, украшенном орденами, с выправкой, отточенной годами службы.
Насколько я понял, это был Алексей Самуилович Грейг градоначальник Севастополя и командующий Черноморским флотом. Его имя было известно всем, кто имел отношение к морям и камням Тавриды. Как мне подсказал Виктор Иванович, адмирал человек суровый, но справедливый, умеющий слушать не только донесения, но и тишину между строчками.
Ваше Императорское Высочество, обратился он к Николаю Павловичу, едва тот сошёл на причал. Не ожидал так скоро увидеть вас в нашем городе. Адъютант ваш предупредил, конечно, но всё равно Не каждый день Империя принимает воздушный визит.
Алексей Самуилович, ответил великий князь, пожимая протянутую руку, Если бы не ваша готовность к неожиданностям, мы бы и не решились на такой вояж. Надеюсь, мы не слишком нарушили ваш распорядок?
Что вы, государь, усмехнулся адмирал. У нас всегда найдётся место для Императорской семьи. Даже если они спускаются к нам с небес.
Мария Фёдоровна сошла на берег с изяществом, достойным портрета на холсте. Её присутствие мгновенно придало событию нотки торжества. Грейг склонил голову в поклоне, стараясь
вошла в бухту с величавым поклоном волн, будто сама понимала важность момента. Мы высадились на каменистый берег, где меня уже ждал мой участок, огороженный лишь воображением царских чиновников.
Я сделал несколько шагов вперёд, огляделся.
Слева море. Справа горы. Передо мной пустынный берег.
Ох, и работы здесь предстоит, чтобы хотя бы самому не было стыдно здесь появляться, не говоря уже о прочих гостях.
Екатерина Дмитриевна подошла ко мне, вздохнула и тихо произнесла:
Когда-нибудь здесь будет красиво.
Здесь будет важно, ответил я, без особых раздумий предложив ей руку.
А какой здесь воздух, наигранно глубоко вдохнул Великий князь, присоединившись к нам, и посмотрел на маму. Что скажете, Ваше Императорское Величество?
Мария Фёдоровна слегка наклонила голову, как будто действительно пробовала воздух на вкус. Её дыхание замедлилось, лицо расслабилось и на мгновение она перестала быть Императрицей, матерью Великих князей, вдовой императора. Она стала просто женщиной, стоящей у моря, где время течёт иначе.
В Санкт-Петербурге, сказала она наконец-то, Воздух всегда немного сыроват. Он пахнет Невой, болотами и камнем. Там он холодный даже летом, будто не решается согреться до конца. Здесь же здесь он тёплый, сухой. Пахнет солью, сухой травой, солнцем. И чем-то ещё. Чем-то древним.
Свободой? предположил Николай Павлович.
Возможно, сдержанно улыбнулась она. Или хотя бы обещанием свободы. В столице всё связано: мысли, слова, движения. Дворцы давят камнем и величием, а улицы будто начерчены по линейке ни шагу в сторону. Здесь же земля словно ждёт тебя. Открытая. Готовая принять любую дорогу, любой след.
Екатерина Дмитриевна вдохнула полной грудью и закрыла глаза.
Я никогда не думала о воздухе так, как сейчас, призналась она. В Санкт-Петербурге я его почти не замечала. Только когда задыхалась от духоты в залах или чувствовала затхлость старых комнат. А здесь он живой. Как будто сам говорит с тобой.
Это потому, что здесь нет шума города, объяснил я. Ни перестука каретных колёс, ни звуков тысяч ног, топчущих землю. Ни сутолоки, ни указов, которые висят в воздухе, как запах дыма. Здесь только ты, море и горы. И они не спешат ничего требовать.
Николай Павлович хмыкнул:
Неужели вы думаете, что это надолго? Что это место останется таким? Вы ведь сами собираетесь строить здесь дома и дороги. Да и мы с матушкой, как соседи, тоже не дадим вам долго томиться в одиночестве.