Сальникову я обязан за многие футбольные удовольствия в те годы, когда он играл, а я сидел среди зрителей. Когда же мы стали товарищами по профессии, я стал ему обязанным за рассказы «с поля», за экскурсии по этажам высотного футбола. Он был не из тех, кто твердит общеизвестное, повторяет раз и навсегда сложившиеся характеристики. Вдруг скажет осторожно, не на публике, а доверительно с глазу на глаз, но твердо про знаменитого бомбардира: «А играть-то он как следует не умел, рост да сила и ничего больше». Сначала удивишься, а поразмыслив, поймешь взыскательную точность Сальникова. Много лет я пытался и не мог заставить его сесть за книгу воспоминаний. По пальцам можно пересчитать мастеров футбола и тренеров, способных без помощи и подсказки литераторов рассказать о пережитом. Сальников среди таких был первым. Читая его обозрения в газетах, слушая его телерепортажи, я печалился, что этот человек, имевший свой отчетливый, проверенный всей его жизнью, не только не устаревший, а делающийся все более актуальным взгляд на футбол как на игру красивую и умную, не соберется с духом и не засядет за книгу.
Последние встречи остаются в памяти как особо многозначительные. В перерыве матча мы столкнулись в коридоре под трибунами стадиона «Динамо». Только что в «Советском спорте» были напечатаны очерки из этой моей книжки о пятерке форвардов послевоенного ЦДКА. Я не сомневался, что Сальников их прочитал, и внутренне насторожился, ожидая его неминуемого и чрезвычайно важного для меня отзыва: героев очерков он знал короче, чем я, он с ними играл и дружил.
И тут молодая улыбка во все лицо и слова неожиданные, мило-непосредственные:
Я за вами тянусь, думаю догнал, а прочитаю новенькое и вижу нет, еще отстаю И меня упомянете? Иногда я играл совсем недурно, например с «Миланом» в Италии
На душе у меня полегчало, и я перевел разговор.
Сережа, вы начали писать книгу?
Опять вы за свое?
Не за свое, а за ваше
Сяду, сяду, время никак не выкрою. Да вы же знаете, меня еще могут не понять
Он верно чувствовал, что не все поняли бы и разделили его «техничное» отношение к футболу. Разве легко дается правота! Это потеря, что книги Сальникова нет.
ВИКТОР ВОРОШИЛОВ
И был он меток. Обычно промахи атакующих принято объяснять тем, что «техника подвела». Однообразность истолкования не внушает доверия. Нередко видишь, как мяч летит в сторону от ворот, хотя удар был нанесен согласно всем правилам. Меткость одно из природных качеств. Ее развивают,
упражняют, но тот, кто ею наделен, чувствует себя увереннее. Для форварда она выражается в ориентировке, в глазомере, в знании тех точек, с которых невозможно промахнуться, в постоянном ощущении, что прямоугольник ворот как прорезь прицела. И когда все это есть, мяч послушно раз за разом летит в цель. Классные бомбардиры, люди постоянно попадающие, они все Вильгельмы Телли. Их называют еще и снайперами, и преувеличения в этом нет. Ворошилов был из метких, мяч за «молоком» не посылал.
Если бы Ворошилов играл только в «Локомотиве», наше представление тут начало бы клониться к концу. Но он прежде был в куйбышевской команде «Крылья Советов». А это повод для особого разговора.
Прежде всего назовем время: с 1949 по 1955 год. Из этих семи лет остановимся на первых пяти, когда в «Крылышках» центрфорвардом был Александр Гулевский.
Ради доказательности последующего изложения приведу факты. В чемпионатах 1949, 1950 и 1951 годов куйбышевская команда у ЦДКА выиграла из шести встреч три, две свела вничью и одну проиграла. В чемпионатах 19501953 годов в семи матчах с московским «Динамо» она два матча выиграла, четыре свела вничью и один проиграла. А в те годы эти два столичных клуба были «китами» и, надо же, так попадались, встречаясь с куйбышевцами, на первые роли не претендовавшими! Характерно и то, что из пяти упомянутых побед, которые в то время даже стали выглядеть ожидаемыми сенсациями, четыре дали счет 1:0 и одна 2:1.
Если бы разгадка таилась в фатальном невезении лидеров или только в героическом упорстве куйбышевцев, не было бы нужды ворошить старое. Тогда, не умея вникнуть в смысл происходящего, большинство болельщиков относилось к этим матчам юмористически, как к диковинным выкрутасам футбола и, как всегда в таких случаях, симпатизировало слабейшей стороне, «Крылышкам», и ехидничало над заведомо сильнейшей ЦДКА и «Динамо».
Между тем, как стало ясно позднее, диковинка имела продуманный секрет.
Условно, схематически дело выглядело так: на своей половине поля «Крылышки» вели игру семь на семь, а то и восемь на восемь, тогда как на чужой половине трое на трое или двое на двое. С ЦДКА и «Динамо» эта расстановка возникала сама собой, она предопределялась тем, что маститые, славящиеся атакой команды были преисполнены уверенности в превосходстве и нисколько не сомневались, что «раскатают» жмущегося к своим воротам противника. Однако куйбышевцы проявляли невиданную стойкость в обороне, облегчавшуюся тем, что в многолюдье знаменитые московские форварды теряли привычные связи и маневры. А тем временем, пока кипела толкучка у их ворот, кто-нибудь из куйбышевцев, чаще всего инсайд Ворошилов, умевший дать длинный пас, бросал в прорыв Гулевского, сторожившего свое мгновение, а тот был быстр и агрессивен, и москвичам приходилось кидаться на спасение своих ворот. Они делали вид, что это недоразумение, снова принимались за свой штурм, но эпизод, к их досаде, повторялся. Игра, с точки зрения лидеров, принимала странный характер, действовала им на нервы, в конце концов нервы не выдерживали, и комбинация Ворошилов Гулевский (понятно, бывали и другие) кончалась голом. Единственным, но достаточным. И «дурацкое» поражение. Иногда забивал и Ворошилов, он обычно сопровождал Гулевского в его прорывах, чтобы сыграть с ним в «стенку» или подобрать и добить мяч. Этот тактический вариант окрестили «волжской защепкой», сторонников у него было маловато, а обвинителей сколько угодно.