Нѣтъ, красота не «оправдываетъ» жизни, не уравновѣшиваетъ человѣческія страданія; довольно и того, что она, быть можетъ, открываетъ выходъ изъ передоновщины; съ этой послѣдней точки зрѣнія особенно интересны всѣ сцены между Людмилой и Сашей, особенно въ ихъ сопоставленіи съ аналогичными сценами между другими лицами романа. Такое сопоставленіе все время дѣлаетъ самъ Ѳ. Сологубъ, подчеркивая разницу между чистымъ свѣтомъ осіянной наготой
и грязнымъ мѣщанскимъ отношеніемъ къ ней; это особенно слѣдовало бы имѣть въ виду тѣмъ читателямъ, которые возмущаются порнографичностью этого романа Ѳ. Сологуба. Безпрестанно предлагаетъ онъ читателю сравнивать отношеніе къ «тѣлесной красоте» с одной стороны? Саши и Людмилы, съ другой? «пьяныхъ и грязныхъ людишекъ», Передонова и присныхъ его. «Воистину въ нашемъ вѣкѣ надлежитъ красотѣ быть попранной и поруганной»? говоритъ онъ про послѣднихъ; и попираютъ они красоту тѣла не только закутывая его въ капустныя одежки, но и открывая его грубо и цинично. Культъ красоты, культъ тѣла? это культъ Ѳ. Сологуба; но когда Грушина (въ «Мелкомъ Бѣсѣ») собирается на маскарадъ и одѣвается «головато», то авторъ замѣчаетъ отъ себя: «все такъ смѣло открытое у Грушиной было красиво? но какія противорѣчія! На кожѣ? блошьи укусы, ухватки грубы, слова нестерпимой пошлости. Снова поруганная тѣлесная красота!» (ibid., стр. 347). Еще болѣе намѣренно противопоставлены другъ другу главы ХѴII-ая и ХѴIII-ая романа: въ первой изъ нихъ обрисовываются «чистымъ свѣтомъ осіянныя» отношенія Саши и Людмилы, а во второй, непосредственно рядомъ? мимолетная и циничная связь Передонова и Гудаевской; и если блюстители мѣщанской нравственности, по всей вѣроятности, склонны будутъ снисходительно отнестись къ этой связи и строго осудить странныя отношенія Саши и Людмилы, то Ѳ. Сологубъ, наоборотъ, осуждаетъ первую и пытается идеализировать вторыя. Удается ли это ему? Или, иными словами: дѣйствительно ли найденъ выходъ изъ передоновщины? окончательно ли побѣжденъ страхъ жизни? отогнана ли сѣрая недотыкомка мѣщанства завѣтнымъ словомъ «красота»?
И да, и нѣтъ. Мы увидимъ ниже, что въ своей попыткѣ выхода Ѳ. Сологубъ несомнѣнно стоялъ на вѣрномъ пути въ томъ отношеніи, что онъ пересталъ искать цѣли и смысла жизни въ мірѣ трансцендентнаго? на землѣ Ойле или въ царствѣ блаженнаго безумія; онъ ищетъ его въ мірѣ имманентнаго? и не черезъ двѣсти-триста лѣтъ, а немедленно, сейчасъ же, въ настоящій моментъ. И въ этомъ онъ правъ. Правъ ли онъ однако, когда весь смыслъ даннаго момента, всю полноту переживаній онъ хочетъ заключить въ рамки одного слова «красота»? Конечно нѣтъ, и по многимъ причинамъ. Начать съ того, что весь эпизодъ Саши съ Людмилой, какъ выходъ изъ передоновщины? неубѣдителенъ. Саша и Людмила? это еще дѣти, тѣ самыя дѣти, которыхъ Ѳ. Сологубъ называетъ сосудами Божьей радости надъ землею и которыя пока еще свободны отъ гнетущаго вліянія передоновщины; но вѣдь этому «еще» и «пока» долженъ прійти конецъ. Безобразная бабища жизнь уже стоитъ за ихъ плечьми, заглядывая въ ихъ лица глазами, полными угрозъ Угрозы эти заключаются въ томъ, что физіологическая подпочва отношеній Саши и Людмилы сдѣлается скоро для перваго настолько же ясной, насколько и для второй; это подчеркиваетъ и самъ Ѳ. Сологубъ (ibid., стр. 327? З28). А когда Людмила дѣйствительно «приготовишку родитъ», какъ слишкомъ преждевременно увѣряетъ всѣхъ Передоновъ, то въ чемъ же тогда будетъ выходъ изъ передоновщины? Этотъ фактъ опять вдвигаетъ автора въ область обыденнаго, и ему приходится изобрѣтать новые варіанты «осіянной чистымъ свѣтомъ красоты» для избавленія отъ передоновщины. Такъ, напримѣръ, въ разсказѣ Ѳ. Сологуба «Красота» (въ сборникѣ «Жало Смерти») мы снова встрѣчаемся съ попыткой оправдать жизнь красотою.
Мы снова встрѣчаемся здѣсь съ Людмилой, но уже безъ Саши; Елена? героиня этого разсказа? влюблена въ свое тѣло, наслаждается его красотою и повторяетъ сама надъ собою то, что Людмила продѣлывала надъ Сашей. Своимъ одиночествомъ она спасается отъ передоновщины? но ненадолго: вѣдь она живетъ среди людей, она связана съ ними тысячью нитей. Закупорить окна и двери? еще не значитъ найти выходъ изъ передоновщины; Елена сознаетъ это. Людей она не любитъ, потому что «они не понимаютъ того, что одно достойно любви? не понимаютъ красоты. О красотѣ у нихъ пошлыя мысли, такія пошлыя, что становится стыдно, что родилась на этой землѣ. Не хочется жить здѣсь» А такъ какъ земли Ойле все равно нѣтъ, то единственное, что остается? покончить съ собою, уйти въ небытіе. Такъ Елена и поступаетъ, и это? тоже своего рода выходъ изъ передоновщины; но этотъ выходъ показываетъ, что Ѳ. Сологубъ убѣдился, что словомъ «красота» отъ сѣрой недотыкомки не зачураешься.
Попытка найти спасеніе отъ безсмысленной передоновщины въ культѣ красоты человѣческаго тѣла оказалась полна невозможностями и противорѣчіями.
VII
онъ только расширяетъ рамки и отъ красоты тѣла переходитъ къ красотѣ вообще, красотѣ природы, красотѣ духа, красотѣ вымысла. Отъ мѣщанства жизни, отъ ея нелѣпости и безсмысленности онъ хочетъ спрятаться за стѣнами призрачнаго міра, за твореніемъ своей собственной фантазіи; въ этомъ? связь Ѳ. Сологуба съ моло-дымъ русскимъ романтизмомъ, однимъ изъ крупныхъ представителей котораго онъ и является. Пусть жизнь безсмысленна, безцѣльна, пусть на землѣ царитъ передоновщина; не будемъ и искать смысла въ безсмысленномъ по существу, но уйдемъ отъ этого міра «за предѣлы предѣльнаго», въ создаваемый нашей фантазіей міръ четырехъ измѣреній? такъ говоритъ намъ поэтъ.