Ты чего, Тань? Бунтовщиков жалеешь? Ты лучше подумай, что бы с тобой Марфа сделала, если бы не Лисовины верх взяли, а ее Устин.
Свят-свят-свят! испуганно обмахнула себя крестом Татьяна.
То-то же! Или ты не бунтовщиков, а их добро пожалела? Так им все равно Корней распоряжается, а не всякие там Нам же его волю выполнять надлежит. И выполним! Ты меня поняла?
Да поняла я, поняла, что ж ты так-то И подумать уж ничего нельзя
Об этом уже подумали. А ты лучше заткни этих клуш, пусть не кудахчут и Арине вслед не шипят.
Тебе легко говорить, продолжила свои причитания Татьяна, у тебя все по ниточке ходят, вон, девки-то в трапезной давеча дохнуть лишний раз боялись, а я измучилась.
«Измучилась она Знала бы, сколько я сил да времени на этакую легкость потратила»
Не образумятся я сама за них возьмусь, да и Арина не спустит при случае а у нее язычок-то поострее засапожника.
Тут бы боярыне Лисовиновой и остановиться, а она зачем-то свернула на привычные хозяйственные дела: кого из куньевских предстоит отправить на выселки, кого возможно со временем переселить в крепость, спрашивала, какие припасы уже заготовлены на зиму Любой хозяйке такой разговор понятен и привычен, но в какой-то момент Анна с удивлением поняла, что ежедневные хозяйственные заботы ратнинской усадьбы ей не то чтобы не интересны, а просто-напросто ее не касаются.
«Все, матушка-боярыня, уехала из Ратного отрезанный ломоть. Нет, конечно, совсем без пригляда усадьбу оставлять нельзя, но то, что здесь, в крепости, важнее. Господи, ну прямо как опять в чужую семью замуж ушла хотя нет, не в чужую, здесь все мое, здесь я сама все создаю! Надо же, как обернулось, а ведь без Танькиного нытья, наверное, не скоро такое в голову пришло бы».
На следующее утро Анна устроила Татьяну на «девичьей» телеге со всем возможным удобством и в сопровождении полудесятка охраны под командой младшего урядника Климента отправилась в Ратное. Дорога, и без того длинная и скучная, в этот раз показалась боярыне настоящим испытанием: беременная сноха почти без роздыху то ахала и охала на каждом ухабе, то принималась жаловаться на щенков, которые своим воем не давали ей всю ночь заснуть. Понимая, что Татьяне и правда нелегко дается путешествие, а тряска в телеге может ей повредить, Анна не торопила возницу, велела ехать тихо, с бережением. Какое-то время они даже не спеша прошлись, чтобы ноги размять.
Сопровождающие их отроки осторожно снесли Татьяну с телеги, покряхтывая под весом отекшей от тяжелой беременности женщины. Поставили на дорогу, подождали, пока она, охнув от неожиданности, утвердится на ногах, и вопросительно посмотрели на боярыню все ли ладно?
Молодцы, ловко управились. Возница пусть телегу за нами ведет, а остальные позади нее едут, скомандовала Анна младшему уряднику. Мы немного сами пройдемся, пока боярыне Татьяне от тряски худо не сделалось.
Так, это замялся Климент, матушка-боярыня, негоже так.
Это еще что за новости? Анна изумленно воззрилась на него. Ты мне перечить взялся?
Прости, матушка-боярыня, но у нас приказ есть, строгий. Отрок сглотнул, оглянулся на своих подчиненных и опять уставился на Анну.
Какой такой приказ? Кто посмел?
Господин старший наставник приказал в пути женщин одних вперед не пускать! Сначала охрана должна дорогу проверить! отчеканил младший урядник.
«Господин старший наставник, говоришь? Ай да Лешка слов нет Издалека и то бережет».
Ну господин старший наставник свое дело знает. Парни облегченно выдохнули. Молодцы, хвалю.
Рады стараться, матушка-боярыня!
По команде младшего урядника двое отроков отправились вперед, за ними, чуть погодя, шли Анна с Татьяной, за ними, опять же в некотором отдалении, ехала телега, а позади нее остальные отроки, настороженно оглядываясь по сторонам.
Так, за разговором, то на телеге, то на своих двоих женщины не спеша добрались до Ратного намного позже, чем Анна рассчитывала. Прибыли и узнали, что ратнинская сотня рано утром тоже ушла в поход. Татьяна сразу же взвыла Лавра не проводила! Не к добру это! У Анны уже не оставалось ни сил, ни времени опять ее успокаивать. Передала сноху с рук на руки Дарене, наказав устроить ее в горнице и по возможности чем-то отвлечь от причитаний.
Как все сделаешь, опять меня найди, коротко приказала боярыня бывшей большухе Славомирова рода и отвернулась к Листвяне, ожидавшей ее распоряжений.
«Холопка, а как держится! И сыновья в первый раз в поход ушли, и Корнея проводила а хоть бы слезинка в глазах! Кремень-баба. Если сумеет-таки батюшку окрутить, то всех тут под себя согнет».
Значит, так: я сейчас по усадьбе пройдусь, посмотрю, что да как без меня тут делается, потом позовешь мне тех холопов, про которых тебе Корней Агеич наказывал помнишь? Листвяна кивнула и повернулась было к двери, но Анна ее остановила. Погоди. Обед мне сюда подашь, а как поем пусть Дарена придет. И сама поблизости будь я с тобой после всех поговорю. Ступай.
Не было у Анны таких уж срочных дел на подворье: она прекрасно знала, что в хорошо отлаженном хозяйстве и без нее все идет своим чередом. Однако вчерашнее осознание ненужности ее вмешательства в жизнь ратнинской усадьбы, мысль о том, что ей это не только не надо, но и неинтересно, не давали покоя. Приезжая в село по воскресеньям, она регулярно замечала небольшие, незаметные постороннему глазу перемены. И не сказать, чтобы к худшему, но она отдала этому дому много лет, положила немало сил, устраивая его уклад так, как считала нужным, полезным и удобным, а теперь с недоумением и раздражением отмечала, как постепенно этот уклад изменяется, как новые хозяйки приспосабливают его по собственному разумению.