Давай азотку, или будем шабашить! бушевал Семен. Не-ет, никаких докладных. Если уж я доложу, так прямо директору!
Да что ты как медведь?! не выдержав, совсем по-бабьи вскрикнула Стриж. С хлебом вы, что ли, ее едите, кислоту?
Опыты, о-опыты едят!
Вот я проверю
Сочтем за честь, оскорбился Семен.
Кислоту «реквизировали» у цеха. К ней прибавилась банка, предусмотрительно припрятанная. Юрий не удержался от замечания:
Сем, а где совесть?
Не хватит у тебя займу. И деланно хохотнул, запрокинув голову.
Пустяк, мелкая стычка возвращала Юрия к прежним сомнениям. Что-то тревожило его в кавалерийской лихости, с какой Семен решал дела, не заглядывая в сущность новой проблемы. Сами печи с их шаткими режимами, которыми командовала Шура Чеховская, пока что оставались загадкой.
Шурочка прибыла из НИИ совсем недавно, в порядке технической помощи: на этом и настоял в парткоме Юрий, вконец обеспокоенный тем, что и на четвертый месяц работы они не перешагнули институтской нормы выхода годных образцов откуда такая «стабильность»?
Но с появлением Шурочки, самолюбиво воспринимавшей любое замечание со стороны, мало что изменилось. Казалось, их обоих Семена и Шуру меньше всего интересовали тайны планарной технологии. Из конторки, куда он нет-нет да и вызывал Шурочку посовещаться, доносились приглушенные отзвуки перепалки, касавшейся каких-то им одним понятных институтских дел. Похоже было два сообщника выясняют отношения.
Так было и сегодня. Заглянув в конторку, Юрий увидел обоих небрежно развалившегося в кресле Семена с розовым от возбуждения лицом, нахохлившуюся в углу на диване Шурочку и сразу почувствовал нервную напряженность их разговора, обрывок которого успел уловить:
Думаешь, он дурак, твой профессор?
Напротив.
Вот именно. Тебе-то видней съязвил Семен, резким жестом остановив поднявшуюся Шуру. Юрий еще не видел его таким злым. Черта с два его обойдешь, даже на таком расстоянии. Престиж! Хоть двадцать окислений ему выложь, он их своим тетрахлоридом, как шапкой, накроет. А под шапкой шиш. Научный домострой, чужая инициатива, как нож козлу Что тебе, Юра?
Вышли остатки кремния.
Вот
как
Вот как, серенький козлик! рассердился Юра, сам не зная почему. Иначе зачем бы я тут торчал? Свидетелем интимной беседы? Он взглянул на Шурочку: Кстати, и обед уже кончился.
Да? обернулась Шурочка, взмахнув ресницами. А Семен, переждав заминку, громко рассмеялся:
Смотри, какой ревнивый у тебя шеф.
Шурочка, вставая, что-то обронила насчет «серьезного мальчика», Семен с дурашливой догадкой на просиявшем лице пострелял глазами то в него, то в Шурочку. Но Юрий, не поддаваясь розыгрышу, пинком раскрыл перед Чеховской дверь, спросил напоследок:
Так будешь о кремнии беспокоиться или мне к Чугунову идти?
А как же, вконец развеселился Семен, поблескивая золотой коронкой. Сейчас буду вышибать цеховой НЗ.
Чуть погодя он уже ходил по лаборатории, о чем-то раздумывая, затем пошептался с мастером Надькиным, старым опытником. Застенчивый Надькин слушал, сутуля щуплые плечи, втянутая, с осколочной воронкой щека его подрагивала. Грохот вызвал по телефону самого замдиректора по снабжению. Тот вскоре явился, долго ходил за Грохотом, объяснявшим ему тонкости технологического процесса, пыхтел и только улыбался широким лицом. Возле Надькина Семен как бы невзначай задержался и, кивнув на медную бирку, где якобы гравировались фамилии экспериментаторов, обронил:
Неплохо придумано, а? Так сказать, запечатлеваем на века. Экспонатик-то пойдет на ВДНХ Между прочим, и вас решил тиснуть. Вот, Петра затея, кашлянул Семен, но ведь справедливо! Экспонат лицо завода. Завод без снабжения, как корабль без ветрил.
Лицо начснаба утратило блеск.
Вообще-то, конечно, неопределенно изрек он и вдруг смешно затрясся, хлопнул Грохота по плечу: Ну и артисты, бодай вас баран!
Он трясся, утирая платочком щеки, и качал головой:
Ну и черти, ну и ну прямо до слез
Семен улыбался степенно и доверчиво.
Брешь в НЗ была пробита.
Ну, как? щурясь, спросил Семен, прикуривая у ребят в коридоре.
За полдень Люба вызвала Юрия к себе в кабинет крохотную комнатушку с образцами старых приборов на стеллажах, железным ящиком для партвзносов и колченогим столиком.
Когда он вошел, Люба распекала переминавшуюся перед ней травильщицу Вильку, худенькую девчушку с челочкой и смешным, пугливо подрагивавшим на затылке конским хвостиком.
У нас и так дела не ахти, в чем корень зла, не ясно, а ты еще невнимательна. Не протравила как следует пластину и все насмарку, передержала в растворе опять плохо. Соображать надо. Это же не руки мыть чем дольше, тем чище. И вообще
Вот именно, с неожиданной колкостью ответила Вилька, метнув на Юрия сердитый взгляд, никто ничего не знает, точной технологии нет.
Так надо ее создавать. Не вслепую. Пробы ставила, с печью увязывала нет? А без анализа какая технология?..
Юра исподлобья наблюдал за Любой Стриж. Вблизи ее лицо выглядело особенно усталым. Он мысленно пожалел ее: могла бы уйти в декрет. Или рано еще? Так перегрузки же
Странно, стоило отвести глаза и словно не было пролетевших лет Он видел ее такой же, как тогда, в маленьком полесском гарнизоне, куда она, медсестра окружного госпиталя, прибыла с врачами обследовать их солдатское житье-бытье. И как она схватила лежавшую у него на тумбочке книжку: «О боже, Жюль Верн!» Уже тогда, сразу после войны и пережитой ею в Киеве оккупации, детство, должно быть, казалось ей ужасно далеким