Было странно слышать от постаревшего Ивана Петровича тихие эти, древние как мир, излияния. Время от времени он застенчиво потирал переносицу, и этот жест щемяще напоминал былое, давно ушедшее, куда они вместе по воле судьбы возвращались теперь на короткий срок.
В московском крутеже даже самые близкие люди с трудом вырывают время для встреч. Андрей же виделся с Сердечкиным довольно часто. Когда текучка, казалось, уже съедала начисто и от редакционной беготни кружилась голова, он, словно повинуясь некоему импульсу самозащиты, уезжал на край области, в заводской городок, к Сердечкину встряхнуться. И удивительно, у обоих находился досуг походить по лесу, скоротать зорьку на реке.
Однажды, когда они сидели над застывшими удочками, Иван Петрович рассказал ему о трагическом конце Анечки она погибла в сожженном доме дружка-партизана, с которым бандиты свели напоследок старые счеты.
Познакомился Андрей и с новой хозяйкой дома, худенькой, озабоченной Александрой Ивановной. Врач скорой помощи, которую супруг в шутку называл «моя скоростная», чем-то неуловимо напоминала Анечку, тихостью своей, что ли, насмешливой снисходительностью, в которой ощущалось что-то совсем материнское.
Мир да любовь это было заметно прочно поселились с ними, а иначе у Сердечкина и быть не могло. Он был создан для того, чтобы согревать рядом живущих. Саша, провожая его в дорогу, исхлопоталась, укладывая в прозрачные виниловые мешки домашнюю снедь, тщательно подбирая дорожную аптечку.
Не забудь корвалол перед сном тридцать капель, с ложкой меда. Мед в пластмассовой баночке. Запомнил?
Постараюсь.
Горе луковое
Хорошо иметь домашнего врача, шутил Сердечкин.
А Андрею все помнилась Анечка. Быстроглазая, веселая полковая медсестричка Да, все возвращается на круги своя, а молодость бывает только раз. У него-то так и было.
Брось хандрить, сказал Иван Петрович, открывая саквояж. Все зависит от человека. Сам он себе строитель.
Выходит, просто не повезло.
Может, и так Сердечкин выложил сверток. Сейчас я тебе курицу Сашину скормлю. А будешь паинькой, получишь рюмку коньяка. Лучшее лекарство
«Кто здоров,
подумал Андрей, тому и лекарство не повредит».
Нет, все-таки это удивительно. Десятку за билет, каких-то полтыщи километров и ты снова в юности, как на иной планете. За эти годы где только не побывал, чуть ли не на Северном полюсе, а сюда дорога не привела Или сторонился этой дороги, берег душу, не желая травить воспоминаниями?..
Может быть, надо было съездить в этот лесистый, мрачноватый поселок, навсегда осиротивший душу, еще тогда, весной, после госпиталя, где он лежал с пулей, схваченной на первом же переходе в Черном лесу под Калишем. Поначалу только слал письма, страшась и надеясь, одно за другим, пропадавшие, точно в бездне, без отклика, пока не понял, не поверил, наконец, что Стефки в Ракитянах нет, уехала в свою Польшу.
Поверил? А все-таки, все-таки Рана была паршивой в коленку, надолго сделала его беспомощным. Может быть, это И все-таки надо было съездить. Зачем? Поглядеть на знакомые двери, со смятенным сердцем войти в дом, где давно живут чужие люди А потом завертела жизнь. Учеба, газетный котел. Вроде бы и зажила ранка в молодом сердце.
Последние годы почему-то все чаще думал о ней, видел Стефку такой, как в тот последний зимний день прощания, бледную, счастливую, с застенчиво сияющим взглядом из-под платка.
«Анджей, я буду чекать»
Бывало, вскакивал среди ночи с замирающим сердцем Потом стал понемногу забывать, и сны приходили все реже, но по-прежнему яркие, хватавшие за душу, и сама она будто въявь: только что была здесь, рядом, еще звенит ее голос в ушах, а ее уже нет ушла, истаяла
Да, чудно́ устроен человек, хмыкнул Сердечкин, отставив рюмку, что ж ты, все это время один?
Всяко бывало, а все без следа.
В самом деле, не повезло.
Может быть.
Иван Петрович покусал губу.
Эдак и похоронить некому будет.
Еще не слыхал, чтобы в доме оставляли покойника. Да еще на приличной жилплощади.
Юморист Друзей-то сотня.
Может, и побольше. Помянут. Поговорят, повздыхают и разойдутся.
Эх-ма, жизнь Ну а как у тебя с Любой? Ведь хорошая девка, что-то чересчур уж весело сказал Иван Петрович, должно быть, непривычно было лезть в чужие дела. На цех ее собираемся ставить. Красивая, умница, чего еще?
Не знаю. Слишком долго объяснять, а коротко Иван Петрович не поймет. Да, и умна, и хороша, и волевая. Наверное, даже слишком для него.
Но ведь встречаетесь не первый год. Сердечкин даже засопел сердито. Небось не в карты играете.
Небось
Нехорошо как-то. И она ведь связана. А уж пора бы очаг иметь постоянный. Для них это очень важно.
Иван Петрович отвернулся, Андрей с улыбкой посмотрел на его словно облитую серебром голову, уже начинавшую лысеть со лба. Люба, Люба Он и сам еще не знает, как оно будет, не решил окончательно, а надо бы. Тянучка
Не расстраивайтесь, сказал он, помолчав. Ни к чему об этом сейчас.
Ты уж прости. Темный лес для меня все это.
Загрустили вы что-то.
Да и ты невеселый, сказал Сердечкин.
Не думал, что придется нам с вами еще раз побывать