Так давай за все хорошее. Иван Петрович поднял рюмку. Аннушка, что ты как султанская жена на своей половине
А ты и есть султан. Она подошла и сзади чмокнула его в седую голову
Глаза у Сердечкина стали влажными, голос дрогнул:
Садись, Анюша
Казалось, он стеснялся собственного счастья, был неловок, растерян. Спросил, видно, первое, что пришло на ум:
Да, Полесье Знаешь, что это такое?
Андрей знал, за полгода пришлось полазить по лесам, и невозможно было не поддаться их колдовской красоте.
Девственные березовые рощи с их робким лепетом на солнечном ветру, осиновые буреломы, пахучие мшаники и густой настой воздуха, который пьянит летом и обжигает в мороз. А еще там кое-где средь лозовых кустарников, в кленовой гуще торчат обгорелые трубы. Только трубы да заросшие травой пепелища следы войны.
Между прочим, сказал вроде бы без всякой связи Сердечкин, когда мне жалуются на этих недобитков бандеровцев мол, им легко прятаться, днем он с плугом, а ночью с обрезом, поди раскуси, думаю, дело не в этом, не только в этом Свои же их и боятся. Страх покоится на вековой инерции. Дремучая безграмотность, темнота. Он покачал головой, вздохнул. Ты ешь, ешь Удивительно многострадальный край. Ты загляни в историю все войны проходили по этой земле. И турки, и поляки, и немцы, и все разделы царские полосовали душу здешнего поселенца, и эта кровавая эпопея с бандитами Страх, страх. Он вколачивался в душу как
гвоздь. Кто свой, кто чужой, иным было не понять. И немудрено! Откуда это идет? От желаний одних властвовать над другими? Это язва человечества, и мы ее уничтожим, на то мы и родились! Думаешь, политграмоту тебе читаю? Нет. Это надо понять, понять и почувствовать И вот люди впервые в жизни получили родину. Вместо панских нагаек и страха, вместо клочков болотистой земли и куриных хат огромная Родина аж до Охотского моря
Он любил иногда поговорить, заводился, ревниво следя за реакцией собеседника, в этом не было и тени наставничества, он говорил, что чувствовал. С Андреем он вообще бывал особенно откровенен. Уважал его за храбрость, ценил умение слушать. Одним словом, питал слабость. Кукушкин это чувствовал, хотя и не мог объяснить, как не мог определить точно и своего отношения к Сердечкину. Просто нравился человек и все тут.
Вот почему, продолжал замполит, уже остывая, с этим новым пополнением нашей советской семьи надо быть особенно бережным. Ты представитель армии и государства.
Тоже понял.
Ну ладно, давай теперь и чайком побалуемся, а? И отдыхать. С рассветом двинешься Между прочим, он ткнул пальцем в десятиверстку, любопытная штука за последние месяцы в Ракитянах не было ни одного ЧП, белое пятно. Своего рода загадка Но позавчера был выстрел. Вот здесь, за хутором. И стреляли-то, заметь, не в исполкомовца или активиста. В рядового мужика, стеклодува на заводе.
Постараюсь разузнать.
Только осторожней. Может, ему вообще почудилось. Не стоит раздувать дело. Твоя задача помочь местным властям, чтобы выборы прошли спокойно, празднично, весело! Как это бывает у нас.
За три дня к Фурманихе привыкли, перестали замечать, но она мельтешила перед глазами, то и дело давая о себе знать, как будто всю жизнь только и мечтала заполучить солдат на постой. То подкинет из сарая сухих березовых чурбачков, то подольет в котелки какого-то пахучего варева из фасоли и сушеных трав
Вы ешьте, ешьте, золотые мои, это полезно для молодых организмов. Травку сама собирала.
И стала загонять в горницу Владека, который по привычке сел обедать за кухонный стол. На солдат, вступившихся за старика, замахала руками:
Что вы, родненькие, красавцы мои золотые. У вас свои дела, военные, может, тайны какие, а он тут развесит уши. Владек! Кому говорю, бери свою миску, бери хлеб, мужик ты или нет, горе мое.
Мам, не блажи.
Кому я сказала? Стене или своему законному мужу?
Грузный плешивый Владек, забившись в угол, не знал, кого ему слушать то ли жену, то ли бравых ребят, с которыми ему, должно быть, интересно было посидеть, побалакать.
Э, вот сумасшедшая нация, вскинулся Владек на жену, защищая свое мужское достоинство, у голове от тебя звенит.
Э-э, передразнила старуха, вы посмотрите на этого гордого хохла, что с него станется, если я на пару дней в село отлучусь, он же с голоду помрет, Кто его кормит, кто его поит?
Мам, а ремесло мое?
Твое! Ремесла на карасин не хватает
Она силком затолкнула Владека в комнату.
В общем-то, с женой Владеку повезло. В молодости Фурманиха, видно, была хороша собой, правда, от тех незабвенных лет остались лишь живые карие глаза на сморщенном личике да огненная деловитость, с какой она все время сигала из дому на базар и обратно, таская бесконечные узелки их приносили ей из деревень в обмен на какие-то травы, которыми она снабжала поселян. Кажется, старуха тайком врачевала, а заодно приторговывала кое-чем. Оттого и была несказанно рада новым постояльцам к солдатам милиция не сунется. Те сразу раскусили старухину корысть и только посмеивались над ее комплиментами в свой адрес: послушать ее, так все поголовно были красавцами, умницами. И самое малое, на что они могли рассчитывать на гражданке, должность начальника милиции или председателя райсовета предел человеческой мечты в понятии Фурманихи.