Артем Рудик - Молоко и мёд стр 51.

Да, под такие шутки и я бы умирать не хотел. Продолжая перебирать в голове хоть немного смешные анекдоты, которые слышал за жизнь и не вспомнив ничего достойного, я сказал:

Ладно, вот ещё: " Один Ассирийский царь так любил войну, что однажды объявил её пустыне. Его армия топтала барханы три дня, пока не поняла, что песок всё же не сдастся". Или вот: "Один индийский раджа так любил богатство, что приказал покрыть весь свой дворец золотом. Когда ему сказали, что это может привлечь воров, он ответил: "В этом и прелесть, все воры и так будут внутри!" Ха-ха, да? мне самому было совсем не смешно.

Пиники сжимала мою руку мёртвой хваткой. Она уже еле дышала. Тут нужно было что-то другое. Я сказал, неожиданно даже для самого себя:

К чёрту шутки. Просто знай, что всё будет хорошо. Всё будет просто отлично. Боги улыбаются, глядя на тебя, подруга...

Она едва-едва улыбнулась, по её щеке прокатилась вторая слеза. Я посмотрел на Зефира. Тот, из разреза в животе, только-только достал ребёнка и теперь держал его на руках. Я повернулся к Пини, чтобы сообщить радостную весть. Но она больше не дышала. Её лицо так и застыло в лёгкой улыбке. Застыло навсегда. Я потрогал её шею. Пульса не было.

Она мертва. сказал я, прикрыл её глаза и подошёл к Зефиру.

Тот перерезал пуповину и положил не плакавшего, но определённо живого ребёнка мне на руки. Сам же он выдохнул, отошёл подальше, и наконец выпустил все эмоции, что копились у него внутри. Он опустился на колени и стал колотить кулаком по камням, выкрикивая все маты, которые знал, проклиная произошедшее.

Я же теперь держал на руках огромную девочку, весившую все десять килограмм и едва ли походившую на только рождённого младенца, скорее на годовалого или даже двухгодовалого ребёнка. Выглядела она скорее как маленькая Памперо, будучи козочкой, рептильных черт в ней было не так уж и много: раздвоенный язык, специфичные рожки, да "драконьи глаза". Малышка удивлённо осматривалась ими по сторонам и не обронила ни слезинки, ни крика.

Либеччо подошёл поближе и тоже удивлённо смотрел на "новорожденную":

Так вот какой у нас губитель мира... Что будем делать теперь?

Понятия не имею, сказал я, Пиники нам не помощник и не противник. А вот её ребёнок...

Бафомет, напомнил волк имя, выбранное Пиники, думавшей, что родится мальчик.

Ладно, пусть будет "Бафомет". В любом случае она теперь наша маленькая проблема. Полагаю, решим, что с ней сделать, когда встретимся с нашими друзьями перед битвой с Венегом. А пока придётся о ней позаботиться нам... я взглянул на Зефира, всё ещё в ярости колотившего камни, И о нём тоже. Он ещё не скоро всё это переживёт...

Печать шестая Либеччо Есть ли сердце у собаки?

Как тьма не может настигнуть тебя лишь частично, так и плохие вещи случаются все и сразу. При чём, обычно это происходит в те дни, когда этого ждёшь меньше всего. Разбереженная рана начинает кровоточить в самый неподходящий момент, например, во время столь давно ожидаемого отдыха.

Мы с Таянной прекрасно проводили время в нашей летней резиденции, расположившись на одном из уединённых пляжей. Она активно натирала себя кремом от загара. Я любовался её прекрасным телом, каждым его изящным изгибом. Не с животным желанием, нет.

Сладострастия я не испытывал уже очень и очень давно. Да и близости у нас с пумой не было много-много лет. Мне этого не хотелось, да и ей, полагаю, тоже. А вот чисто эстетически она мне всё ещё очень нравилась.

Наблюдая её не тронутое временем тело, я раз за разом невольно вспоминал тот первый раз, когда мы остались только вдвоём. Это было первое моё радостное воспоминание. Это лучшее, что со мной когда-либо случалось. До этого меня никто и никогда не любил. Я и не верил, что кто-то и когда-то может быть ко мне столь близок. Но Таянна... Таянна изменила мою жизнь, дала мне силу и волю.

И теперь я мог вечность наблюдать её, как живую статую. Во всей её красоте и наготе. Сколько бы она ни ранила меня своими действиями и словами, главным для меня было то, что она оставалась рядом. Что это я ей нужен, что я необходим. Исключительно необходим! Ведь если я вдруг стану не нужен ей, я умру и для самого себя.

Будто бы желая в очередной раз сделать мне больно своими словами, она сказала, ложась на мягкий и горячий песок:

Либи, скажи, чем бы ты занялся, если бы я ушла к другому?

Я бы этого "другого" нашёл бы и придушил.

А если бы он... оказался сильнее тебя? Не кажется ли тебе такая смерть исключительно собачьей: "Умер, пытаясь вернуть свою женщину из лап, в которые она сама пошла". По мне так, это позор да и только.

Что... Что именно ты хочешь мне этим сказать?

Что ты пёс, Либи. И любишь ты исключительно по-собачьи.

Когда-то именно такая любовь тебе и нравилась...

А теперь мне надоело. Я уже начала присматривать себе отличную новую игрушку взамен тебя.

За семь сотен веков ты пока так никого и не нашла. А тех, кого всё-таки находила, мне приходилось убивать. Что сейчас поменяется?

А если я тебе скажу, что это кое-кто из Общества? И он точно сильнее тебя. Что ты умеешь, кроме как переделывать одно вещество в другое? Кто угодно в обществе сможет тебя победить...