В общем, материала для писательской работы было очень много, и писать Булгаков начал
ещё в Никольском. Судя по всему, это были первоначальные наброски «Морфия».
Ну а уже позже появился цикл «Записки юного врача», включающий рассказы «Полотенце с петухом», «Стальное горло», «Крещение поворотом», «Вьюга», «Тьма египетская» и «Пропавший глаз». Обычно сюда же относится и рассказ «Звёздная сыпь» (он был обнаружен в черновиках и опубликован Лидией Яновской только в 1981 году), а также уже упоминавшийся «Морфий».
Писатель и морфий
Тут, однако, никакой загадки нет это рассказ «Морфий», который относится к тому же хронологическому и тематическому слою, что «Записки юного врача». То, что рассказ этот вполне автобиографичен, признала первая жена писателя Татьяна Лаппа, и подтвердил Леонид Карум (муж сестры писателя Варвары).
Естественно, всякая автобиографичность натянута. В «Морфии» у доктора Полякова нет жены (Татьяна Николаевна вообще из творчества Булгакова как-то выпала) и он кончает жизнь самоубийством. Булгаков выжил, причём выжил в значительной степени за счёт поддержки жены.
Впрочем, с наркотиками было связано три эпизода жизни Булгакова.
Развлечение
Не стал исключением и Булгаков. По воспоминаниям Татьяны Николаевны, «однажды, не то в 1913, не то в 1914 году (Ему было 22 или 23 года. В. Ст.) Михаил принёс кокаин.
Говорит: Надо попробовать. Давай попробуем. () У меня от кокаина появилось отвратительное чувство. Отвратительное. Тошнить стало. Спрашиваю: А ты как? Да спать я хочу. В общем, не понравилось нам».
«Надо попробовать» Достаточно типичная мотивация. Чего уж тут.
Кстати, сестра Михаила Афанасьевича Надежда позже писала Татьяне Николаевне: «Я помню, что очень давно (в 19121913 годах), когда Миша был студентом, а я первокурсницей-курсисткой, он дал мне прочитать рассказ Огненный змей об алкоголике, допившемся до белой горячки и погибшем во время её приступа: его задушил (или сжёг) вползший к нему в комнату змей».
Есть, разумеется, соблазн связать приём наркотика и начало литературной деятельности. Скорее, всё же рассказ появился на основе прослушанных в университете лекций.
Необходимость
По версии, которая описана в рассказе «Морфий» и в воспоминаниях Татьяны Николаевны, «привезли ребенка с дифтеритом () Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: Знаешь, мне, кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку. Я его предупреждала: Смотри, у тебя губы распухнут, лицо распухнет, зуд будет страшный в руках и ногах. Но он всё равно: Я сделаю. И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный А потом страшные боли в ногах. Это я два раза испытала. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: Зови Степаниду. Я пошла туда, где они живут, говорю, что он просит вас, чтобы вы пришли. Она приходит. Он: Сейчас же мне принесите, пожалуйста, шприц и морфий. Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И ему это очень понравилось. Через некоторое время, как у него неважное состояние было, он опять вызвал фельдшерицу. Она же не может возражать, он же врач Опять впрыскивает. Но принесла очень мало морфия. Он опять Вот так это и началось».
Морфий в то время был основным обезболивающим средством (он и сейчас так используется). Есть, кстати, версия, что морфий Булгаков мог попробовать ещё весной 1916 года на фронте. Однако никаких подтверждений этому нет.
Любопытную информацию опубликовала Ольга Жук в статье «М. Булгаков и Де Квинси: история одного сюжета»: «Наркозависимость среди врачей и медицинского персонала явление нередкое, более того, привычное и вполне
понятное, легко объяснимое. Немецкий врач и фармаколог профессор Луис Левин в 1924 году приводил данные о морфинизме среди европейских медиков: это 40,4 % врачей и 10 % их жён. С одной стороны, врачи понимают, что они делают, понимают они и как лучше использовать терапевтический потенциал наркотика. Но врачи ещё в большей степени, чем остальные, имеют склонность к самообману, полагая, что они контролируют ситуацию (наркотик), а не наркотик контролирует их. С другой стороны, неограниченный и даже ограниченный доступ к наркотикам этически, научно и фактически позволяет проводить эксперименты и манипуляции на себе».
Кстати, Татьяна Николаевна тоже принимала морфий в Никольском Булгаков ей дал, когда у неё были сильные боли в животе. Но: «я отвратительно себя чувствовала после этого. Не то чтобы возбуждение какое-то, сонливость. И началась рвота. А он прекрасно».
В Киев Булгаков вернулся законченным наркоманом. Выглядел очень плохо, был вспыльчивым, постоянно требовал от жены морфий. Даже пытался стрелять в неё.
Лечением (не прямым косвенным, через жену) Булгакова занялся друг семьи, а в будущем отчим писателя, доктор Иван Воскресенский. Он предложил разбавлять морфий дистиллированной водой. Удивительно, но этот нехитрый приём привёл к позитивному результату весной 1918 года (по другим предположениям весной 1919-го) Булгаков от наркомании полностью вылечился и смог открыть венерологическую практику.
Понятно, что просто замена наркотика водой привести к такому эффекту не могла. Булгаков сам хотел избавиться от наркомании. Он понимал, что его обманывают, и активно участвовал в этом обмане.