Татьяна Луковская - Чудно узорочье твое стр 35.

Шрифт
Фон

Подарки передавал? Передавал, стало быть, помнит. А что не приезжал, так княжий работник, занятой человек. Примет, и не сомневайся, где семеро, там и восьмая пристроится. Я его мальчонкой белобрысым помню, жалостливый был, добрый.

Люди меняются, вздохнула Зорька.

Ну, ежели не примет, так обратно поедем, делов-то, ласково произнес Крыж, даря малую надежду, но Зорька ему не поверила, слишком хорошо она знала свою родню.

Возок догнал ярыжников[4], тянувших по левому берегу Колокши против течения груженый седым камнем струг. Грязные изнуренные тяжким трудом мужички все ж приосанились и оскалились улыбками при виде хорошенькой девки. Зорька смущенно спряталась за дядькой.

А на что им столько камня? спросила она.

Так втолковывал же тебе князь камнетес, храм какой поновляет али новый строит.

Камень же серый, неприглядный, разве его можно на храм? Храмы, сказывают, в градах белокаменные. Деди так мне сказывали.

Ну, может, их довезут да в реке промоют. Откуда мне знать, буркнул Крыж.

Эй, отец, дочь за меня отдашь, я холостой проорал один из ярыг, с копной нечесаных волос и разбойничьим хитрым взглядом.

Вот видишь, шепнул Крыж Зорьке, женихов тут под каждым кустом, только выбирай.

Такого-то мне не надобно, Зорька ближе притерлась к дядьке.

Эй, ладушка, пойдешь за меня продолжал в спину орать «жених», забавляя работяг.

Как птаха в твоем гнезде птенцов высидит, так свататься приходи! зло выкрикнула ему в ответ Зорька, мстя не этому косматому шутнику, а деревенскому парню с паволокой волос.

За спиной грянул дружный хохот, что ответил косматый, Зорька не услышала, Крыж от греха подальше пустил лошадку в галоп.

Так-то шутить здесь не надобно, осторожней надобно быть, проворчал он. Чай, не дома.

Не дома, эхом повторила за ним Зорька, снова впадая в тоску.

В граде народец разный, сразу и не разберешь кто есть кто,

грозные неведомые звери дремали на крепких лапах.

Вот это да! вырвался из груди восторг.

Глаза разбегались, смотреть да не пересмотреть.

Диво дивное, согласился Крыж.

Наши умельцы режут да из булгар, пришлые, пояснил воротник. Райский сад творят. А там святые угодники, уж почти готовы, указал он на самый верх.

А вон тот кто? показала Зорька на высокого каменного воина с тонким копьем в руке.

Так то ж сам Георгий Победоносец.

Кудрявый, залюбовалась Зорька, надо же, каждую кудряшку выбили, так-то искусно.

И в самом Владимире Златоверхом такого чуда нет, князь наш расстарался.

Вот видишь, а ты ехать не хотела, шепнул Крыж.

Они пошли дальше, а Зорька все оглядывалась и оглядывалась на белоснежного великана, медленно заворачивавшегося в вечерний сумрак.

Долгий путь закончился у распахнутых ворот большого двора. Гостей оставили ждать в уголке под забором. Воротник убежал в крепкие хоромы.

Странно, но волнение отступило, видно заблудилось среди ветвей райского каменного узора.

А зачем нам к тысяцкому, ежели нам к нему и не надобно? тихо проговорила Зорька. Отчего сразу к дядьке не повели, а уж он бы сам и решил нужна я ему или не нужна?

Порядок должно такой, почесал затылок Крыж. Пошли, нас зовут, дернул он племянницу за рукав, увидев, что им машут с крыльца.

Уже не знакомый воротник, а коренастый плосколицый муж с серебряной гривной на бычьей шее повел их по темным переходам боярского терема. У левой ноги болтался грозный меч.

Сам тысяцкий сидел, лениво развалившись на крытой мехом лавке и вытянув в сторону входа ноги в сафьяновых сапогах. Но стоило мужу с серебряной гривной подвести гостей, как хозяин подобрался, взгляд из блуждающего стал острым, внимательным. Тысяцкий был мужем лет пятидесяти, сухим, но жилистым, высокий лоб обрамляли тонкие седые пряди, скудная борода острым клином лежала на груди. Одет хозяин был еще богаче своего гридня рубаха, шитая серебряной нитью по вороту, выглядывала из-под крытой аксамитом свиты, гривна тугого плетения оттягивала шею, на пальце увесистый перстень, которым вместо кистеня можно дух вон вышибать.

К Вольге приехали? медленно проговорил тысяцкий, оглаживая скудную бороду.

К нему, вот племянницу-сиротку привез, сестриничу, принялся низко кланяться Крыж.

Нельзя к нему сиротку. Постриг он принял.

Как то? растерянно пробормотал Крыж.

В суздальской он обители Дмитровской, уж почитай третье лето.

А?

Зорька видела, что дядька смят новостью. Радоваться или печалиться она для себя еще не решила, просто стояла и смотрела, словно речь шла не о ее судьбе.

Так он же молодой еще, почитай чуть за тридцатое лето, опавшим голосом выдал Крыж, хватая ртом воздух.

Так что ж? Супружница померла, он и постригся.

И князь его отпустил?

А чего ж светлому князю каменотеса не отпустить, коли он княгиню свою в обитель на постиг отпустил, равнодушно пожал плечами тысяцкий.

Да как же это, да что ж это? совсем уж жалобно простонал Крыж.

Поехали домой, тихо проговорила Зорька, слегка дернув дядьку за свиту.

Чего ж домой, да, может, кто еще из родни остался? в надежде посмотрел он на жиденькую бороденку тысяцкого.

Да кому я здесь нужна, поехали домой, снова попыталась в ум привести раздавленного родственника племянница.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке