Огоньки? вырвалось у Лиды.
Огоньки, твердо повторил Бараховский, проводник тоже их увидал и начал заворачивать к берегу.
А зачем? осторожно спросил Плотников.
Так узнать надо где мы, да сколько верст до станции, а, может, то сама уж станция светится, осени здесь темные, не разобрать ничего. Ну, в общем причалили мы, вылезли из нашего утлого челнока и пошли на свет. Идем идем, а он все удаляется, никак дойти не можем, проводник мой прибавил шаг, я тоже, а огоньки вроде как насмехаются над нами близко, а не достанешь.
Лиду охватила поднимающаяся откуда-то из глубины тревога. Уже понятно, что ничего с Митричем не случилось, вот он сидит, рассказывает, а все ж неспокойно.
Не знаю, сколько мы так брели, время словно остановилось, Бараховский снял и краем полы пиджака протер пенсне, я уже понял, что мы удаляемся все дальше и дальше от лодки. Стал тормошить своего проводника, мол, давай обратно. А он как меня не слышит, прет напролом и все тут, я его силком тянуть, а он детина крепкий, вырываться Короче, подрались мы, я его связал мерной бечевкой и назад поволок. Не помню, как добрались, как лодку нашел. Кинул проводника на дно, а его всего колотит, как от лихорадки, и слова сказать не может. Греб я до утра, ладони в кровь стер на поезд успел. Сам бы не поверил, если бы не пережил. А вы говорите русалки.
Это луны свет преломлялся, вот вам огоньки и показались, выдвинул предположение Митя. Может, деревья мокрые были, так и отсвечивало.
Да банда это была, и проводник с ними в доле, эмоционально выкрикнул Плотников, привстав, завести хотели в глушь да ограбить, а то и убить. Сгинул барин в тайге, и искать никто бы не стал.
Ну, чтобы убить одного да безоружного, так далеко заманивать и утруждаться ни к чему было, возразил Митя. Можно было и на берегу порешить.
Вот так я всю жизнь теперь на свет и иду, а догнать не могу, заглотнул стакан Бараховский. А теперь с того света меня вернули, зачем? Я должен его спасти, должен! он неожиданно
стукнул кулаком по столешнице. Митька, они же разбирать его собрались, ты такое варварство представить можешь? он схватил Митю за ворот и слегка тряхнул. Вот так взять и красоту порушить. Лазарь этот, мерзавец, неуч, Митя, он даже, кто такой Дмитрий Донской, не знает! Нет, ты представляешь, не знает Дмитрия Донского. Мерзавец, скотина, варвар!
Тише, Петя, тише. Пойдем спать, Митя, тревожно озираясь на собутыльников, потянул Бараховского к палатке.
А я видел, как Вознесенский на небо вознесся, видел! Ночь, я долго заснуть не мог, все ворочался, а тут грохот такой, стены затряслись, я выглянул, а Вознесенский поднялся и в небо полетел, ангелы забрали. А его я не дам разобрать, не позволю, слышите, иудино семя?!! А тебе, Лазарь, не будет воскрешения, не будет!
Петя, что ты несешь, не надо, подумай о дочери, о Маше. Петя, не надо, слышишь
Маша поймет. Я его спасу, сгину, а спасу.
Лида растерянно смотрела вслед удаляющимся брату и Бараховскому. Что хотят разобрать? Кого надо спасти? Неужели они решили разобрать Юрьевский собор А ведь все сходится. Бараховский сник, Колмаков сжег письмо. Экспедиции не будет Но как же можно, это же наша память.
Лида на нетвердых ногах поднялась из-за стола, словно пила наравне со всеми, перевела сбивающееся дыхание, голова кружилась.
Лида, пойдемте, я вас провожу, вырос у плеча Колмаков.
Она кивнула, и они шагнули за край света в тягучий сумрак.
Глава VI Обручение
Они правда собираются его сносить? осторожно спросила Лида.
Так Грабарь написал Петру Дмитриевичу. Он мешает многотысячным колонам демонстрантов.
Какие в Юрьеве могут быть колонны демонстрантов? подпрыгнула Лида. Они что там, с ума все посходили? Да он вообще в стороне стоит.
А при чем здесь Юрьев? сухим голосом произнес Колмаков.
Так ведь Георгиевский собор решили сносить.
Никто его не будет сносить.
Но вы ведь получили письмо, что его будут сносить, ну, то, что вы в огонь выкинули.
Ничего там такого не было написано, кашлянул Колмаков.
Зачем же вы его тогда сожгли?
Значит были причины, уклончиво отозвался он.
Какой тогда собор будут сносить?
Колмаков промолчал.
Что у вас за дурацкая привычка не отвечать на прямые вопросы? разозлилась Лида.
Собор Василия Блаженного собрались сносить на Красной площади.
Лида споткнулась, чуть не завалившись вперед, Колмаков поймал ее налету.
Как это? только и смогла она выдохнуть.
Вот так.
Теперь оба замолчали. «Это пьяный бред. Я все же наклюкалась, я просплюсь, и все это окажется неправдой».
Партия не даст, там во всем разберутся, наконец горячо выдохнула Лида. Это наше народное достояние, это память о трудовом народе, храм же не цари и бояре строили, начала она с волнением свой митинг. Кто этот недоучка Лазарь, который даже Донского не знает? Кто ему дал полномочия такие решения принимать?
Лазарь это Каганович, тихо произнес Колмаков.
Как?
Вот так.
Но ведь он же революционер, большевик, он же за рабочий класс Игоря Эммануиловича просто ввели в заблуждение, он не так понял, там во всем разберутся.
Разберутся, холодно отозвался Колмаков.