Вслед за этим он стал спокойно подниматься по узкой лестнице башни и в сопровождении Мигуэлото вошел в узкую калиточку. Они прошли по многочисленным комнатам, убранным со старомодной пышностью. Отсюда вел вниз целый ряд винтовых лестниц и коридоров, которые в свою очередь соединялись с другими залами, приспособленными отчасти для жилья, отчасти для тюрем. Все посты входов и выходов были заняты гвардией Цезаря.
Кто твои самые важные заключенные? Ты успел расспросить о них? спросил Цезарь, когда они спускались по темным лабиринтам.
Я не смею считать заключенной донну Фиамму, хотя ее обвиняют в ужасном преступлении, а именно, в том, что она, будучи монахиней, сделалась любовницей неверного турецкого султана, ответил Мигуэлото.
Ну, отношение к ней будет зависеть от того, что она думает. А кто помещается наверху?
Джакомо Кантано, апостолический протонорий, брат Николая, убитого по справедливому приговору вашей светлости в Сермонете, ответил комендант. Говорят, он сошел с ума и целый день виснет у решетки своего окна, смотря на небо, словно ждет оттуда посещения.
Пусть его ждет! Но что за музыку мы слышим?
Это музыкант Томазино. Из любви к своей повелительнице Екатерине Сфорца он отравленными письмами покушался на жизнь его святейшества. Ему оставили флейту, а так как в его темнице царит почти вечный сумрак, то у него нет другого развлечения, кроме музыки.
Он с таким безнадежным отчаянием дудит в свою флейту, что было бы милостью отправить его самого на виселицу. Ну, пусть живет, проклятый отцеубийца! Но здесь страшно темно, Мигуэлото, а судя по холодному и влажному воздуху, мы находимся у входа в пещеру или на повороте.
Скоро у нас будет достаточно света, хотя с большим удовольствием я поднялся бы и принес лампу, чтобы вы могли видеть удивительно символические картины на стенах, с легким ужасом произнес Мигуэлото. Эта галерея ведет к гробнице императора Адриана, где донна Фиамма упражняется в своем черном искусстве и, как говорят, по желанию вызывает дьявола! Некоторые утверждают, что она заставила говорить большую каменную голову в коридоре, и вызвала дух императора Адриана из его каменного гроба, крышку которого не могла поднять никакая человеческая сила.
Дальше, дальше, и брось болтать эти бредни! презрительным тоном произнес Цезарь, но в глубине души и он ощущал жуть.
Всеобщая вера в волшебство и чернокнижие и в этом удивительном человеке нашла своего верного сторонника.
В то же мгновение его внезапно охватило подозрение, что комендант замыслил против него измену, и завел его в западню. Он выхватил кинжал, и если бы не заметил почти сейчас же в полу галереи отдаленного круглого, как бы исходящего из колодца, отблеска света, то дон Мигуэль, пожалуй, обратился бы в то же состояние, что и император, про дух которого он только что рассказывал.
Пойди и принеси факел, этот свет будет мне путеводной звездой, сказал Цезарь, пряча кинжал. Комендант низко поклонился и исчез в темноте.
ГЛАВА XVII
Глубоко внизу помещался просторный зал, по-видимому, вырубленный в скалах, на которых было заложено основание крепости Святого Ангела. Его стены, украшенные иероглифами и мистическими египетскими письменами, покоились
на головах громадных кариатид. За этими безмолвными хранителями тайн смерти, судя по темноте, находились гроты или подземные ходы.
На алтаре, устроенном на лежащих сфинксах, светилось громадное, но по-видимому, безвредное пламя, так как оно горело в громадном саркофаге невероятно сильным светом без дыма и даже не плавило восковой фигуры, помещавшейся посреди его. Цезарь улыбнулся, но не без тайного беспокойства, узнав в фигуре сходство с самим собой.
На груди фигуры лежал череп с каким-то предметом, похожим на свежее сердце человека, или животного. Две старых ведьмы были заняты поддерживанием огня какими-то странными веществами, охапки которых находились вблизи них.
Кроме того, тут были восточные фиалы с редкими маслами, нефтью и неизвестными теперь жидкостями, большей частью изобретения арабских и греческих химиков, пучки ядовитых растений, растущих на кладбищах и на развалинах, блестящий золотой песок, раздробленные бриллианты и еще множество редких предметов, а именно: летучие мыши, сердца голубей, змеи, ящерицы, черепахи, различные части тел пресмыкающихся и хищных зверей, куча предметов, похожих на глаза, и, наконец, множество прекрасных цветов.
Цезарь сразу же узнал в колдуньях еврейских аптекарш из римского гетто, известных под именем Нотте и Морта, что значит «ночь» и «смерть». Обе были высокого роста и худощавы, обе стары и, тем не менее, удивительно сильны и подвижны, обе неописуемо безобразны, причем кожа Нотте была удивительно темного цвета, а Морта была так худа, что походила на живой скелет, и вполне заслуживала свое прозвище. Их отец был еврей, необычайно искусный врач. Говорят, что своим искусством он был обязан союзу с дьяволом, который по прошествии нескольких лет бросил его, вследствие чего врач впал в нищету. Но более осведомленные люди оспаривали эту сказку, и утверждали, что мудрый еврей пристрастился под старость к тайным наукам и, тщетно стараясь постичь их, потерял и рассудок, и состояние. Обе дочери были неустанными помощницами в его занятиях и таким образом получили свои познания в химии и в распознавании трав, а если верить молве, то и в тайных, запрещенных науках. По всем признакам, отец оставил их в ужасной бедности, теперь же сестер считали страшно богатыми, хотя они продолжали жить в той же нищете, причем никто не знал их настоящих имен.