Клинок стал ослепительно белым.
Как пламя, которое уже не греет, а только разрушает.
Он шагнул за ледяную преграду.
Вспышка обожгла сетчатку.
Даже сквозь сомкнутые веки я видел, как твари испаряются.
Камни плавились в стекло.
Воздух горел.
Он ушёл не просто в бой. Он ушёл в легенду.
Когда свет погас, перед пещерой было выжженное поле не менее десяти километров в диаметре.
Твари исчезли.
Как будто их никогда и не было. Они превратились в пепел.
А вот и он. Сергей Качалов лежал лицом к горам, рука сжимала рукоять клинка.
Он отдал всё. До последней капли.
Амат первым подошёл к телу, лежащему на земле, снял свою фуражку.
Митя стоял неподвижно, сжимая в руках арбалет. Только молча открывал и закрывал рот.
А я поднял с земли «Дыхание огня».
Клинок обжигал не огнём, а холодом, словно говоря, что его хозяина больше нет.
Глава 8
Его пальцы впились в плечи бездыханного друга, тряся его с безумной силой.
Сергей! крик сорвался в хрип. Слышишь Вставай! Это приказ!
Митя перевернул лёгкое тело, встряхивая его, будто пытался привести Качалова в чувства.
Лицо друга было спокойным, почти безмятежным, освещённым лунным сиянием.
Он выглядел так, будто просто спал. Но белые волосы сливались с пеплом, падающим на землю крупными хлопьями.
Кирилл! Митя резко обернулся, глаза горели лихорадочным блеском. Он схватил меня за запястье. Ты же алхимик! Давай! Эликсир! Любой! Красный, золотой, чёртов зелёный! Дай ему!
Голос Романова дрожал, смешивая приказ с мольбой.
Знаю, у тебя всегда есть запас! В кармане! В сапоге! Где
Я подошёл ближе, молча положил руку на плечо друга, стараясь передать тяжесть и необратимость.
Сжал крепко, чувствуя, как дрожит его тело под мундиром.
Митя моё слово повисло в тишине, став громче любого крика.
Он замер. Взгляд, полный безумной надежды, столкнулся с моим. И погас. Глаза опустились вниз, к пеплу, к лицу Сергея.
Кулак Мити, всё ещё сжимавший лоскут моего рукава, разжался. Он опустил голову так низко, что лоб почти коснулся земли.
Потом резкий сдавленный стон, и кулак Романова со всей силы врезался в мёртвую землю.
Костяшки разбились в кровь, смешивая алые капли с белым пеплом.
Чёртов эгоист прошипел друг, голос был хриплым от сдерживаемых слёз. Сам решил сам ушёл а нам
Он не закончил.
Я знал, что Митя не плакал. Он не мог. Не здесь, не сейчас. Не после того как Сергей отдал всё ради нас. Романов поднял голову.
В лунном свете было видно лицо, мокрое не от слёз, а от пота, крови и пепла.
Но спасибо, дурак.
Голос друга окреп, стал жёстким, командным.
Благодаря его фейерверку нас точно видели в лагере. Идём.
Митя подхватил тело Сергея под плечи.
Оно было невероятно лёгким: высохшее, лишённое жизненной силы, весило не больше сорока килограммов. Кожа да кости старика, в которого превратился девятнадцатилетний парень.
Дай сюда, буркнул Амат, подходя с другой стороны.
Лицо Жимина было каменной маской.
Он взял Качалова под ноги:
Будем нести по очереди. До лагеря далеко.
Я молча кивнул, сжимая в руках ножны «Дыхания огня». Клинок казался несоразмерно тяжёлым. Слишком тяжёлым для того, чтобы отдать ребёнку.
Мы шли в сторону города по бескрайнему морю белого пепла. Он хрустел под сапогами как снег, поднимаясь лёгкими облачками при каждом шаге.
Небольшой ветерок подхватывал пепел, кружил в призрачных вихрях, унося в сторону.
Из-за пепла ночь казалась не тёмной, а светлой, как бывает зимой, когда снег отражает лунный свет.
Вокруг, в этом пепле, словно драгоценные камни на ковре с большим ворсом, лежали макры. Их были десятки, сотни. Разного размера, пульсирующие угасающим светом трофеи из испепелённых монстров.
Они мерцали в лунном свете, звали, манили нас невероятным богатством.
Я пнул ногой один размером с кулак. Кристалл покатился и затерялся в пепле.
Чёрт, пробурчал я.
Никто даже не наклонился, чтобы поднять хотя бы парочку.
Ценность умерла вместе с другом.
Мы шли, неся свою ношу.
Вокруг тишина.
Ни шелеста, ни шороха.
Ни одного монстра.
Даже привычный далёкий вой тварей стих.
Будто вся нечисть в радиусе сотни километров исчезла, оставив нас наедине с мыслями.
Полная луна плыла по небу холодная и безразличная.
Звёзды зажигались одна за другой, усыпая чёрный бархат неба бесстрастными точками. Говорить не хотелось. Только молчать и идти вперёд.
Лишь изредка бросались вынужденные фразы:
Смена, хрипло говорил Митя, когда его ноги начинали заплетаться.
Амат или я молча подходили, брали Сергея за плечи, а Романов переходил на ноги. Или наоборот.
Тяжело? спросил я Амата, когда он нёс ноги уже больше часа.
Друг лишь мотнул головой, не глядя на меня:
Легче, чем слушать его трёп в академии.
Жимин резко кашлянул, поправил ношу.
Митя шёл рядом, его глаза были прикованы к горизонту.
К тому месту, где должен находиться лагерь.
У него больше не было защиты, но монстров тоже не было.
Будто смерть Сергея создала вокруг нас священную запретную зону. Словно сама природа скорбела.
Он знал, что делает, да? вдруг тихо спросил Митя, не оборачиваясь.
Его слова были обращены скорее к луне, чем к нам:
Не просто бахнулся, а рассчитал? Чтобы спасти нас?