Естественно, уделил время и обоим бодрствующим разбойникам: рассмотрел, чем они вооружены, оценил рост, длину рук, легкость передвижения, подслушал беседу и обрадовался: эти душегубы оказались наказаны. Отлучением от вина и бессменным дежурством до рассвета. А значит, очередной смены можно было не дожидаться.
Злились тати жутко. Но хаяли исключительно свое невезение, кривые руки товарищей и шелест ветра в листве, помешавший им услышать какую-то там команду. А вот Кровавого Орла не только не ругали, но и не упоминали. Видимо, боялись, что мнение, высказанное товарищу, будет передано предводителю и вызовет его гнев.
К началу девятой стражи, когда угомонились даже два последних урода, насиловавших какую-то несчастную в самой дальнем шалаше, стражники как-то незаметно заговорили о бабах. Хотя нет, сначала они страдали из-за отсутствия возможности выпить, но в какой-то момент пришли к выводу, что за пьянку на посту Шэнги порежет их на тоненькие ленточки. А затем вспомнили, что прямого запрета «лакомиться» пленницами озвучено не было. И, слегка поколебавшись, решили, что «если по очереди и не забывать слушать лес, то можно».
Сказано сделано: тот, который пониже и с клевцом, быстро, но почти бесшумно смотался к ближнему шалашу и вытащил наружу женщину лет эдак тридцати тридцати пяти. Вне всякого сомнения, благородную, да еще и из Старшего рода[7]: будучи полностью обнаженной и с трудом удерживая равновесие из-за связанных за спиной рук и «локтевых[8]» пут на щиколотках, она двигалась с таким видом, как будто находилась не в руках разбойников, а на каком-нибудь званом вечере или на балу!
Ну что, кра-асотка, ты га-атова выполнить сва-ае обещание, или ка-ак? утащив ее подальше в лес, дабы лишний раз не испытывать судьбу, глумливо поинтересовался тип с топором за поясом и склонил голову с нечесаными патлами к правому плечу. Ну, да-авай, вспа-аминай: вчера вечером ты да-ала слово, что уда-авлетва-аришь до звезда-ачек в глаа-азах всех, кто не тронет тва-аю дочь! Мы иё не трогали. Знаа-ачит, ты на-ам да-алжна! Са-агласна?
Женщина равнодушно кивнула.
А не боис-ся? добавил тип с клевцом, распуская завязку на мотне.
Она посмотрела на него, как на юродивого:
Я рожала. Четыре раза. Дальше объяснять?
Как она тибя, а, Клоп негромко хохотнул «лесоруб». И, отодвинув куда более мелкого товарища широченным плечом, веско бросил: Не та-арапись. Первым буду я!
Он ошибся: первым стал Клоп. Просто потому, что засмотрелся. Ну, и стоял так удобно, что я не смог к нему не подойти. Умер уродец тихо и быстро. Слишком быстро. Не почувствовав даже толики той боли, которую я бы с радостью дал ему ощутить в других условиях. Еще через миг умер второй. А благородная, почувствовав, что насильник вдруг обмяк и всем весом навалился на ее спину, недоуменно посмотрела через плечо. Но, увидев мой силуэт и унюхав запах крови, умудрилась не только не испугаться, но и сохранить внутреннее спокойствие коротко кивнула, то ли поблагодарив, то ли показав, что понимает, что происходит. А когда я снял с нее здоровяка, встала с четверенек, выпрямилась и благодарно склонила голову.
Простите, раньше не смог сгорая от стыда, виновато выдохнул я.
Можете не извиняться, я прекрасно понимаю, что кого-то из них требовалось отвлечь без тени недовольства в голосе негромко сказала она.
Я почувствовал, что готов провалиться в Бездну, и опустил взгляд.
На карету напало восемнадцать человек так же тихо продолжила она в стиле, больше напоминавшем доклад. Двое ранены. Довольно серьезно. Лежат в шалаше, рядом с которым навалено трофейное железо. Далее, татями захвачено пять женщин, считая меня. А в центральном шалаше, с главарем этих ублюдков моя дочь
О том, что кто-то из разбойников ранен, я не знал, поэтому слегка скорректировал свои планы. А после упоминания о дочери отстраненно отметил, что у арессы есть очень веский мотив не создавать мне проблем на пустом месте.
Если надо, могу помочь. Чем угодно закончив рассказ, предельно серьезно предложила она. Когда я отказался, пошарила за голенищами у «лесоруба», вооружилась засапожным ножом и опустилась на колени лицом в сторону разбойничьего лагеря. А через мгновение, каким-то образом почувствовав, что я пытаюсь решить, можно ли оставлять ее вот так, без присмотра, пообещала:
Даю слово, что не сойду с места, пока вы не разрешите.
Не знаю, почему, но ей я поверил кинул взгляд на пока еще темное небо и заскользил между стволов бесшумным «лесным» шагом. Ну, а перед выходом на поляну остановился, вслушался в многоголосый храп и решительно перетек к ближайшему шалашу.
Обстановка внутри оказалась простенькой, но не без намека на уют. Две здоровенные кучи лапника, застеленные, скорее всего, дорожными плащами. В изножье каждого «лежака» самодельная стойка для оружия. В изголовье чурбачок, использующийся то ли в качестве места для ножа, то ли как подставка под кувшин с вином и закуску. Вместо стен полотнища ткани, видимо, взятой в обозе какого-то торговца.
Увы, разгульный вечер и слишком большой объем выпитого привнесли в изначальный порядок немного бардака: одна из стоек валялась на полу. Вторая использовалась, как вешалка для сапога. Левый чурбак изображал подушку. А правый подставку под согнутое колено. Да и сами обитатели лежали несколько своеобразно, словно перед тем, как заснуть, пытались насладиться то ли созерцанием, то ли обнюхиванием грязных ног соседа.