Мясники торговали обычно говядиной, свининой, бараниной. В древнерусском языке для обозначения крупного рогатого скота использовали слово «нута» («нутное стадо»). Мясо на Руси продавали «частями», «косяками», «полтями». Князю И. Б. Черкасскому и И. Н. Романову, сосланным в 1602 г. повелением Бориса Годунова в Нижний Новгород, выдавали «в мясные дни по три части боранины да по три части говядины». По приговору Боярской думы 13 октября 1620 г. были установлены суммы, которые следовало платить за домашний скот: «корова 2 рубли, бык 2 рубли, коза 10 алтын, свинья 2 гривны, овца 2 гривны». Согласно информации Кильбургера, отметившего дешевизну съестных припасов в России, в 1674 г. в Москве пуд говядины стоил 28 копеек, пуд свежего сала 24 копейки, пуд соленого сала 40 копеек, поросенок 56 копеек, заяц 34 копейки, овца 3036 копеек. По его словам, «в лавках во множестве имеются в продаже глухари, тетерки, рябчики, калькуттские куры (индейки. В. П.), гуси, домашние и дикие утки, куры и голуби». Курицу можно было купить за 3 копейки, пару цыплят за 2 копейки, жирного гуся за 910 копеек, пару голубей за 2 копейки. Цены на дикую птицу варьировались: рябчик стоил 1 копейку, тетерка 3 копейки, глухарь 89 копеек.
Мясники занимались также копчением мяса, первичной выделкой и продажей кожи. «Мясники Михайло Зимин с товарыщом поехали в Ярославль на 5-ти лошадех с кожами яловичьими своего мясничья промыслу» (1651 г.).
По средам и пятницам, а также во время постов православные мясо не ели. В период Великого поста (конец февраля, март, начало апреля) мясники, оставив на время торговлю, очевидно, выезжали в
сотен совершить налет на польско-литовское войско гетмана Ходкевича. В этой связи профессор Я. Орлов выдвинул в начале XIX в. маловероятное предположение о происхождении прозвища Кузьмы Минина: «Сей предизбранный муж был в воинской службе и получил рану, которая доставила ему прозвание Сухорукого. Находясь в отставке, возобновил наследственный промысел торговать мясом».
Неправдоподобная версия содержится в книге нижегородского краеведа Д. Н. Смирнова «Очерки жизни и быта нижегородцев»: «По истечение нескольких лет (после 1602 года) Кузьма Захарьев Минин-Сухорук выделился среди посадских умом и смекалкой, приобрел вес и влияние, стал выбираться общиной на ответственные должности, требовавшие точной записи его имени в официальных бумагах. Тогда (возможно, что постепенно) стало отпадать его прозвище по приемному отцу (Захарьев), сменившись прирожденным именем и отчеством исключительно по фактическому отцу «Кузьма Минин» или «Кузьма Минин Сухорукий».
Еще в XIX в., по мере роста общественного интереса к одному из национальных героев России, в народной среде стали распространяться разные (чаще всего недостоверные) слухи о Кузьме Минине и его происхождении. «В Балахне есть купеческая фамилия Мининых; говорят, она происходит от одного из братьев Козьмы», отмечал писатель П. И. Мельников-Печерский. Версия о происхождении К. Минина из небольшого волжского города Балахны (недалеко от Нижнего Новгорода), бывшего центром добычи соли, получила распространение в научной литературе последней трети XX в. в результате публикаций И. А. Кирьянова и В. А. Кучкина. По их гипотезе, основанной на косвенных данных, в Балахне в конце XVI в. проживал предполагаемый отец Кузьмы Минина зажиточный посадский человек Мина Анкундинов, промышлявший добычей и торговлей солью. Согласно писцовой книге 1591 г. дворцовой Заузольской волости, «за балахонцем за посадским человеком за Минею за Онкундиновым» числились три деревни, принадлежавшие ему на праве собственности и дававшие дополнительный доход. В них имелись около 13 с половиной десятин пахотной земли, 26 с четвертью десятин перелога и 7 десятин хоромного леса. Проживавшие в деревнях подневольные работники Мины Анкундинова занимались сельским хозяйством. Его потомки в XVII в. владели в Балахне значительным состоянием лавками, городскими дворами, соляными варницами.
По мнению И. А. Кирьянова и В. А. Кучкина, фамильное прозвище Мининых происходит от имени отца Кузьмы Мины Анкундинова. В таком случае деда Кузьмы Минина могли звать Анкундином (Анкудином), а его самого правильнее было бы именовать Кузьмой Миничем Анкундиновым (либо, как тогда писали, Козьмой Мининым сыном Анкудиновым). Для XVII в. характерна неустойчивость фамилий и прозвищ русских горожан, в том числе представителей купечества. Нередко через одно-два поколения они менялись. Даже у живших в одно и то же время близких родственников из числа членов привилегированных купеческих корпораций гостей и Гостиной сотни порой встречаются разные фамилии. К примеру, Селезневы из Переславля-Рязанского именовались также Немчиновыми; часть потомков черносошных крестьян Усовых, ставших гостями и членами Гостиной сотни, прозывались Усовыми, другие же Грудцыными; из одной семьи монастырских крестьян происходили Гурьевы и Назарьевы. Однако балахнинские Минины (Федор, Григорий Федорович, Клементий, Никита, Сергей) почему-то стойко держались за свою фамилию.
В последние годы в историографии стали все чаще высказываться сомнения в версии о балахнинском происхождении Кузьмы Минина, основанной на шатких предположениях и не выдерживающей верификации при сопоставлении имен в поминальных записях рода Кузьмы Минина и материалах о семье Мининых из Балахны. Очевидно, Кузьма Минин все-таки родился в семье нижегородского посадского человека по имени Мина, жил в Нижнем Новгороде и лишь по делам (в целях закупки соли, необходимой в большом объеме для мясницкого промысла) мог выезжать в Балахну. Мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем, чем занимался отец Кузьмы Минина, очевидно, принявший на склоне лет постриг под именем Мисаил, которое указано в поминальных записях рода Минина и его сына Нефеда. Возможно, он и завел мясной промысел. «На родине занятие Минина было мясная торговля, писал один из первых его биографов Н. Чичагов. Эта промышленность не считается в обществе почетною, но вспомнить