Дождавшись, пока официантка уйдет, Скарпио достает телефон и кладет на стол.
Что тебе известно о «Кроликах»?
Я бросаю взгляд на его телефон. Может, он хочет зачем-то записать разговор? Но на экране не открыто никаких приложений виднеются только дата, время и милая собачка на заставке: спаниель с голубым платком, повязанным вокруг шеи.
Ну, в целом то же, что и всем заинтересованным, говорю я, пытаясь получше сформулировать ответ.
А если конкретно?
Я не понимаю, что Скарпио хочет услышать. Если он и правда Калифорниак, победитель шестой игры, то ему известно куда больше, чем мне. А если он не Калифорниак, то деньги все равно при нем есть, так почему бы не нанять эксперта, раз так хочется узнать побольше про «Кроликов»? Нет, разумеется, я тоже знаю немало. Друзья и прочие знакомые считают меня главным знатоком игры. Но Алан Скарпио может позволить себе самых лучших по крайней мере, получше вечно безработного задрота, судорожно выстукивающего на коленках теннисный матч двадцатилетней давности.
Что, боишься говорить из-за предупреждений? «Играя, помни: никому ни слова»? спрашивает Скарпио, цитируя отрывок из Игрового манифеста Прескотт, который мы слушали на собрании.
Нет, конечно, отвечаю я, хотя все, кто интересуется Игрой, слышал про опасности, с которыми предстоит столкнуться, включая таинственных Смотрителей, которые любой ценой поддерживают порядок в игре. Поговаривают, встреча с ними может закончиться плачевно.
«И вот идет, тропинкою, по краю», говорит Скарпио.
Что? переспрашиваю я.
«Божественная комедия» Данте, Ад, песнь десятая. «И вот идет, тропинкою, по краю».
Точно, говорю я. «И вот идет, тропинкою, по краю, между стеной кремля и местом мук, учитель мой, и я вослед ступаю» . Ну, или как-то так.
Неплохо, замечает Скарпио.
Спасибо, отвечаю я. Мы половину семестра потратили на изучение Ада. Но при чем тут это вообще?..
Прости, весь день пытался вспомнить строфу.
Можно же было найти в интернете
Но так же неинтересно. Алан Скарпио улыбается и отпивает кофе, и вдруг где-то рядом раздается непонятный скрипучий треск. На мгновение мне даже кажется, что лампы в кафе моргают в унисон со странной какофонией.
Мы что, призвали Смотрителей разговорами об игре? Или что-то пробудилось, когда Скарпио процитировал Данте?
Что это такое? спрашиваю я.
Ревень, отвечает он, указывая на телефон. Жуть, согласись? Немного обработать, и можно в саундтрек хоррора пихать.
Я киваю. Жуть, вот уж точно.
Какое-то время Скарпио смотрит на меня, словно ожидает чего-то, а потом улыбается.
С игрой происходит что-то странное, говорит он.
В каком смысле?
Не знаю, но если мы не разберемся с ней до начала новой итерации, то дружно окажемся в полной заднице.
Телефон Скарпио вибрирует. Он опускает взгляд на экран.
Прошу извинить, говорит он и отвечает на звонок. Что такое?
Лицо его начинает сереть на глазах.
Точно? Ладно, сейчас буду, говорит он и вешает трубку. Так, я побежал. Звонок явно встревожил его. Надо кое с кем встретиться. Не проводишь меня до машины?
Хорошо, но
Я бы хотел обсудить кое-что по пути, если не возражаешь.
Раз
несколько месяцев, а выпускные и вступительные экзамены давно были сданы. Перспектива столкнуться с государственной системой опеки вдохновляла меня едва ли, поэтому пришлось отстаивать свою дееспособность в суде.
Было несложно. Даже юриста нанимать не пришлось. Все меня отговаривали, но зачем? Просто поверьте, вы бы сами передо мной не устояли, если бы видели. Семнадцатилетний подросток, а бросается юридическим жаргоном, как персонаж какой-нибудь комедии из ранних девяностых.
После смерти родителей осталось немного денег, которые мне потом удалось инвестировать.
На это ушел целый год: сначала пришлось провести херову тонну исследований, потом попрактиковаться на искусственно смоделированной бирже и только тогда выходить на реальную. Благодаря способности различать скрытые закономерности и причинно-следственные связи мне удалось превратить семьдесят тысяч фальшивых долларов в почти четыреста не менее фальшивых тысяч. Вот теперь можно было заняться реальными инвестициями, а заодно продать родительский дом и купить небольшую квартирку в районе Капитолийского холма.
Итак, мне еще не было двадцати, а уже появилась купленная на собственные деньги квартира в модном районе Сиэтла, да и оценки в университете держались на удивительно приличном уровне.
Стоило взять себя в руки, погрузиться в учебу, но нет, как же, ведь это неинтересно. А что интересно?
Разумеется, игры.
Мы часто играли с родителями, когда они были живы, но после их смерти мне постоянно приходилось учиться и работать: времени на развлечения не оставалось. Теперь же благодаря играм у меня снова появились друзья, но не только в этом заключалась их польза. Погрузившись в игру, можно было не думать о том, что случилось с родителями.
Сначала игры действительно помогали собраться с мыслями и отточить навыки общения с людьми. Но, как и с любыми наркотиками, чем дольше играешь, тем быстрее привыкаешь к эффектам, и со временем мне захотелось большего.