Хорошее местечко, согласись?
Да, довольно классное.
Я взял тебе кофе, говорит он, кивая на грязно-белую керамическую кружку, стоящую на столе.
Спасибо. Я присаживаюсь на диванчик, обитый потертым кожзамом.
Кафешка расположена через улицу от игровых автоматов Фокусника. Она старая, еще пятидесятых годов; такие обычно называют забегаловками, а то и похуже. На столиках стоят маленькие музыкальные автоматы некоторые, кажется, даже работают.
Ситуация не укладывается в голове: я сижу за одним столом с Аланом Скарпио, чуть ли не самым богатым человеком на свете, и смотрю, как он с аппетитом поедает ревеневый пирог.
«Доджбол».
За столом в углу сидит женщина что это на ней, бейсболка с логотипом «Лос-Анджелес Доджерс»? Кафель на стенах кучкуется группками пять, шестнадцать, пять, восемь плиток; их количество совпадает с позициями букв в слове «Додж».
Становится страшно.
С самого детства у меня была одна-единственная реакция на любую тревогу: бесконечный поиск закономерностей. Иногда доходило до того, что сосредоточиться на чем-то другом просто не получалось. С возрастом приступы становились чаще и сильнее, так что мне пришлось научиться с ними бороться. Обычно я повторяю уже известные закономерности, и чаще всего они связаны с теннисом.
Я обожаю теннис. С поразительной точностью помню целые турниры не только теннисные, конечно, бейсбольные тоже, да и диалоги хорроров запоминаю не хуже, но теннис для самопальной терапии подходит лучше всего. У меня даже есть любимый матч: четвертьфинал Открытого чемпионата США 2001 года, встреча Пита Сампраса и Андре Агасси. Я отстукиваю их подачи на ногах: Сампраса на левой, Агасси на правой. Представляю каждый удар, каждый пропущенный и отбитый мяч, и в какой-то момент страх ослабевает и мне становится легче.
Эта техника спасла меня после аварии с участием Энни и Эмили Коннорс, и она же помогла позже, когда родители погибли в несчастном случае во время отпуска в Греции.
После их смерти у меня ушло несколько лет, чтобы отработать систему дыхательных упражнений, помогающих справиться с приступами тревоги, зато теперь не приходится отстукивать на ногах матчи от начала и до конца.
Я успеваю добраться до завершения второго сета и только тогда осознаю, что творю. Поспешно убрав руки с колен, я отпиваю кофе.
Уже десять лет мне не приходилось прибегать к этому методу, не меньше.
Твою мать. Да почему же так страшно?
По слухам, Скарпио пятьдесят шесть, но выглядит он лет на десять моложе. Не особо высокий, худой, с нечесаными каштановыми волосами, светло-голубыми глазами и широкой хитрой улыбкой. Одет в темно-синие джинсы, ботинки-дезерты из выцветшей коричневой замши и белую рубашку. Светлокожий, с едва заметным акцентом то ли английским, то ли уэльским.
Вот ты знаешь, что ревень растет так быстро, что его можно услышать?
Серьезно? спрашиваю я, потому что не знаю.
Ага. У меня есть аудио на телефоне, если хочешь послушать.
А Круто
Да ладно, я стебусь. Он возвращается к пирогу. Но не про ревень. Он реально быстро растет, и у меня есть его звуки, но тебе ли не по хрену. Ты хочешь узнать, зачем я пришел, что мне понадобилось в зале игровых автоматов и в первую очередь зачем мне нужна твоя помощь. Он улыбается. Угадал?
Да. Но про ревень послушать тоже интересно.
Алан Скарпио кивает.
Врешь, ну да ладно. Он гоняет вилкой крошки по тарелке, собирая их в кучку. Точно ничего не хочешь? Пирог просто охренительный.
Нет, спасибо. Я отпиваю чуть теплый кофе.
Ну, я наелся, говорит он и откидывается на спинку стула, выдыхая. От пирога ничего не осталось даже крошки нашли свое место в животе таинственного миллиардера.
Какое-то время мы сидим молча, но потом я не выдерживаю:
Ну так, говорю я, зачем вы пришли?
Вижу, меня не ждали.
Еще бы.
Понимаю. Обычно-то ты видишь меня по телевизору или в интернете. Я как-то в баре наткнулся на Гэри Бьюзи. Сразу его узнал, как какого-то закадычного друга. Даже улыбнулся ему, когда проходил
рядом.
Это он постоянно твердит про какие-то безумные заговоры?
Кто ж знает, может, и он, но я его помню по фильмам. «На гребне волны». Классика. «Два сэндвича с фрикадельками»! Скарпио вскидывает два пальца и вопит так, что слышно во всей забегаловке. «Два мне возьми, Юта!»
Не помню такой сцены, говорю я. Официантка, подошедшая к столику, сурово смотрит на Скарпио, как на ребенка, пролившего молочный коктейль на пол.
Все в порядке? устало спрашивает она. У нее большие серо-зеленые глаза, но белки пронизаны тонкими красными капиллярами, а голос слегка хрипит. Типично для человека, который ведь день обслуживал бесконечный поток идиотов. Скорее всего, ее смена подходит к концу, и последнее, чего она хочет, проблем.
Все замечательно. Простите. Нам не нужны сэндвичи. Буду вести себя потише, обещаю, улыбается Скарпио.
Спасибо, отвечает она. А то у меня уже нет сил вас выставлять. Улыбнувшись, она устало подмигивает и подливает мне кофе.
Спасибо.
Не за что, отвечает она, явно радуясь, что мы не испортили ей весь вечер.
Алана Скарпио она не узнает. Может, поищет информацию о нем завтра, когда придет на работу и увидит, что к чеку на семь долларов приложено триста долларов чаевых.