Энни наклонилась поближе.
А что такое «альт точка байнарис точка геймс»?
Сообщество игроков, ответила Эмили, с видом знатока стуча по клавишам.
А что значит «байнарис»?
Тише.
У вас есть картинки с Зельдой?
Нет.
С танцующим младенцем?
Просто смотри. Эмили прикрыла рот сестры ладонью и нажала пробел.
На экране появилось видео отрывок из документального фильма о диких животных. Диктор зачитывал текст: что-то об императорских дятлах.
И что, мы будем слушать про тупых дятлов? Пойдем лучше на улицу. Люк Миллиган пришел, сказала Энни, дергая сестру за рукав.
Люк Миллиган полный придурок. Пытался облапать Нину на химии.
Серьезно? Энни явно расстроилась.
Да. И вообще, это не просто дятлы, сказала Эмили.
В смысле?
Посмотри, сколько их. Штук пятьдесят, не меньше.
Ага, и что? Они большие, в этом дело?
Большие, да, но не суть. Фильм сняли в 1989 году, а императорских дятлов никто не видел с 1956-го.
Ого. Энни придвинулась поближе к экрану. Но тогда почему
«Кролики», сказала Эмили и выключила компьютер.
Кролики? Энни завороженно уставилась на нее.
И я тоже.
В том, как она произнесла это слово «Кролики», было что-то секретное, тайное; так взрослые говорят о том, что не способны понять дети.
Эмили огляделась, проверяя, не подслушивают ли их, но меня закрывала дверь кухни. Она перешла на шепот:
Это такая игра.
Энни посмотрела на тень дятла, замершую на экране.
Какая?
В которую я буду играть, спокойно ответила Энни.
А как?
Сложно объяснить.
Почему?
В ней постоянно нужно что-то искать.
Что, например?
Закономерности и противоречия. Все, что выходит за рамки логики.
Закономерности? переспросила Энни. Она явно пыталась понять, о чем говорит сестра, но получалось плохо.
Эмили, глубоко вздохнув, собралась с мыслями и продолжила:
Так, смотри: эту документалку сняла студия, которой больше не существует, и не факт, что она вообще когда-то была
И тогда она пустилась в безумные теории, а мне оставалось лишь стоять на кухне и завороженно слушать.
Суть сводилась к тому, что в титрах было указано имя без подписанной должности: никаких визажистов, операторов, бригадиров и прочих помощников.
Просто одно-единственное имя посреди черного экрана, ничего больше. «Висячее имя» так, кажется, назвала его Эмили. Она сказала Энни, что случайно наткнулась на его обсуждение и рассказала об этом друзьям в сообществе. Они разобрали имя с помощью нумерологии и математических формул и в итоге узнали про существование некой «Ночной радиостанции».
«Ночная радиостанция»? Что это? спросила Энни.
Это мы и хотим выяснить. Пойдем.
Мне удалось выбежать во двор до того, как они заметили меня в дверях кухни.
Эмили сказала родителям, что хочет свозить Энни в магазин, а потом неохотно спросила:
Купить вам что-нибудь?
Ее забросали запросами: сигареты, имбирный эль, чипсы. Пока Энни записывала, Эмили взяла у матери ключи от пикапа.
К с собой захватите, послышался громкий голос миссис Коннорс.
Мы все не поместимся, мам, возразила Эмили.
У нас большой пикап. Не вредничай, Эм.
Та выдохнула и прошла мимо меня, даже не повернув головы.
Ну, пойдем.
А если я не хочу?
Энни схватила меня за руку и потащила за собой.
На самом деле мне очень хотелось поехать с ними; отчасти потому, что Энни украла мой первый поцелуй, но больше из-за рассказа Эмили. Из-за загадочной игры «Кроликов».
Она притягивала меня. Казалась такой таинственной, только для взрослых.
Энни настойчиво вела меня к старому бело-голубому пикапу с огромными узловатыми шинами, и в голове вдруг мелькнуло воспоминание: день, когда она поцеловала меня.
Энни Коннорс была красивой, но не по общепринятым меркам. У нее были широко расставленные глаза чуть шире, чем нужно, и густая копна диких, непослушных кудрей. Но она нравилась мне: резкая, уверенная в себе, она одновременно восхищала и безумно пугала.
Вскоре после моего тринадцатилетия наши родители совместно праздновали День благодарения. Нас с Энни отправили искать какую-то викторину. Мы спустились в полупустой подвал, к кладовке, где лежали старые игры, и она вдруг толкнула меня к газовой печи, рядом с которой стояла моя кровать, деловито прижалась ко мне, обхватила лицо ладонями и поцеловала.
На вкус ее губы были как виноградные мармеладные червячки. Такие же потрясающие.
Ну как тебе? спросила она после поцелуя.
В тот момент слов у меня не нашлось, но, думаю, ответ отчетливо читался в глазах: «Ну ничего себе, охренеть».
Залезай. Эмили уже сидела в машине и выбирала музыку.
Возразить было нечего, но и садиться рядом с ней не хотелось. Уж насколько красивой и загадочной была Энни Коннорс, Эмили превосходила ее во всем.
Давайте быстрее, а то опоздаем. Она тронулась с места, стоило нам только забраться, Энни даже не успела захлопнуть дверь.
Меня никогда не интересовали машины, но даже неопытным глазом было заметно, что пикапу лет десять, не меньше. В пепельнице
громкость. Вы же слышали? Пожалуйста, скажите, что слышали.
Вроде да, пришлось солгать мне.
На самом деле мне так и не удалось услышать ничего, кроме помех. Голова разболелась. Шипение щекотало в ушах, а где-то в глубине груди завибрировало что-то плотное и расплывчатое, постепенно двигаясь вверх. Во рту пересохло.