Дверь кабинета Железной Берты оказалась распахнута. Войдя внутрь, Кудрявцев увидел сидящую за столом комиссаршу. Вид у неё был, как у зомби из современных ужастиков: пустой стеклянный взгляд, неестественно прямая спина и полная неподвижность. Возле неё суетился потерянный председатель, вокруг которого витал перегарный душок.
Что случилось? спросил Евгений.
Он уже понял, что случилось. Сознание Железной Берты украл загадочный похититель душ.
8
Но всё же доносчик допустил оплошность: момент перехода в другую эпоху тоже фиксируется Мемконтролем. По следам беглеца был немедленно направлен Холодов. Меморист упирался руками и ногами, аргументируя отказ тем, что он не сыщик, не оперативник и совершенно не умеет задерживать преступников. Но Бурлаков умудрился уломать Виктора кнутом, пообещав испортить ему восстановление в университете. А в качестве пряника майор Мемконтроля закачал Холодову мемобразник, позволяющий погруженцу самостоятельно изменять внешность без помощи мемтехников. Бурлаков уверил мемориста, что тому требуется только выследить беглеца, а далее погрузится
в этой эпохе странно и сюрреалистично.
Жара стояла ужасная. Страшно мучила жажда, тем более что вокруг Виктора покупатели то и дело дразняще пили: хлебный квас, клюквенный морс или воду со льдом на бруснике. Меморист прекрасно знал, что в далёком реале его тело, лежащее в мемкапсуле, исправно подпитывается водой и питательными смесями, и жажда вызвана скорее привычкой, но от этого пить хотелось не меньше. Пьющие же, влив в себя щедрую порцию освежающей жидкости, удовлетворённо крякали, ухали и крестились, тем самым раздражая и без того нервного мемориста.
Ближе к торговому дому стали появляться мемтуристы. Лето тринадцатого года пользуется популярностью: желающих посмотреть «Россию, которую мы потеряли», очень много. Вообще вероятность столкнуться в мемориуме двум группам туристов крайне мала. Если их разделяет одна тысячная доля секунды, то они друг друга не увидят. А Виктору попалось на глаза уже трое. Значит, плотность туристического потока в этой эпохе велика: есть такие популярные времена, куда мемтуристы лезут как мухи на варенье. Ещё следует учесть тех погруженцев, которые сейчас незримо присутствуют в режиме бога. Любого начинающего мемтуриста пугает, что его в любой момент могут увидеть невидимые погруженцы. Ему потом и в реале начинает казаться, что за ним незримо следят тысячи глаз. Это называется синдромом боязни всевидящего ока.
В голове Виктора неожиданно раздался голос оператора мемсвязи. Холодов спрятался за широкими спинами трёх мирно беседующих празднично одетых рабочих, только что отоварившихся в торговых рядах, и вполголоса отозвался.
Витя, это Бурлаков, раздался в голове голос майора. Догнал стукача? Группа захвата готова к погружению
Почти, уклончиво ответил меморист. Ты мешаешь.
Майора было плохо слышно, потому что рядом стоящие рабочие громко разговаривали. Самый рослый разглагольствовал:
Эх, жизнь пошла, братцы, просто сахарная! Сроду не думал, что можно так хорошо жить на Руси!
Царю-батюшке скажи спасибо! отвечал другой с двумя здоровенными балыками под мышкой. Разве в какой другой стране рабочий ест каждое утро на завтрак осетринку?
Третий жизнерадостно засмеялся:
Каждый день осетрина надоест! Я вот по утрам лёгкий завтрак предпочитаю: креветки или омлет из страусиных яиц.
Виктор, досадливо покосившись на гурманов, зажал уши, чтобы лучше слышать Бурлакова.
В общем, я отправляю группу на то же место, куда тебя высадил, сообщил майор. Ты далеко ушёл от места?
Не очень. Преследую нарушителя, движущегося в сторону торгового дома, подражая сыщикам из старых детективов, отчитался вполголоса Холодов.
Ясно. Не теряй его из виду. Сам ничего не предпринимай, только следи! Конец связи.
Меморист вздохнул с облегчением: ребята из группы захвата обучены действовать в мемориуме, они умеют задерживать беглецов и силком вытаскивать их в реал. Вот пусть и проявят свои профессиональные качества и умения!
Виктор отнял ладони, и разговор рабочих снова потёк в уши.
Приходил надысь один, говорит, хозяев надо скинуть, бубнил под ухо рослый. А зачем мне их скидывать, если я нашего мастера, Фрола Кириаковича, уважаю?
И заводовладелец Кейних, тоже редкой души человек, вторил ему рабочий с осетрами. Кормилец наш, Карл Оттович. Дай ему бог здоровья и процветания!
Все эти марксисты пьяницы и неудачники, разглагольствовал третий. Если жизнь не сложилась, так пойди в церковь, помолись, свечку поставь Зачем же смуту устраивать? Нам не нужны великие потрясения!
И тут Виктор заметил, что незнакомец подошёл почти к самому торговому дому, на котором висели огромные плакаты «Мы кормим российской пшеницей всю Европу» и «Покупайте коров, цена три рубля». Добежав до сквера перед торговым домом, Виктор чуть не потерял доносчика в толпе. Потом, разглядев его в конце площади, Холодов, извиняясь направо и налево, быстрым шагом двинулся следом. Мельком он успел заметить, что публика изменилась. Теперь в толпе преобладали гимназистки с нежным румянцем, подтянутые юнкера, бравые офицеры и солидные господа в сюртуках. Разговоры здешней публики были уже другими: