Так коли тебе все некогда да некогда! неубедительно изобразил обиду князь.
Ой, да брось сие «некогда»! За тридцать-то весен пресытились друг дружкой, что ныне и помышлять о близости неохота вовсе.
Авдотья снова посмотрела на пергамент.
Я все обдумала, сказала она серьезным тоном, который окончательно вернул Шуйского в реальность. Сделаем так, что никто и усомниться не посмеет.
Князь нехотя вернулся на край кровати:
А ну-ка, поведай, как ты все учудишь?
У меня есть верные писцы, княгиня погладила стопку бумаг, они умеют подделывать любой почерк, будто сами ангелы их этому научили.
А коли кто проверит записи? нахмурился Шуйский.
А кто посмеет мои книги проверять? усмехнулась Авдотья. Да и потом, я все так подправлю, что даже самый зоркий глаз не заметит.
А доказательства? Без них не поверят.
Доказательства будут. Я отыщу способ подбросить нужные бумаги в его сундуки. А там уж и стражники мои подсобят, дабы все правдоподобно выглядело.
А коли Глинский что заподозрит?
Он и не смекнет. Я все сотворю так тонко, что комар носа не подточит. Будто паутинка на солнце вроде как есть, а вроде и нет ее.
Точно сладишь записи в книгах подделать, дабы никто нас самих ни в чем не уличил?
У меня есть все нужное, Авдотья кивнула на прикроватный столик
с письменными принадлежностями. Чернила особые, перья отборные, бумага как новая, но выглядит будто старая.
А если кто из твоих людей проболтается?
Мои люди верны мне, как голодные псы хозяину. Ведают, что за предательство головы лишатся. А посему не изволь беспокоиться, любезнейший Василий Васильевич: так подделаю грамотки, что сам бес не разберет, где правда, а где обман.
Князь кивнул, явно успокоенный уверенностью жены.
Пойду тогда почивать в малой горнице, дабы не мешать тебе чудеса творить, сказал он и, не оборачиваясь, направился к неприметной двери, ведущей в соседнее помещение. Там у него припасена для борьбы с бессонницей наливочка, о которой княгиня не знала или делала вид, что не знает; там он и скоротает ночь.
Авдотья осталась одна. Собравшись с мыслями, она достала из верхнего ящика стола набор перьев, чернила разных оттенков и бумагу, похожую на ту, на которой писались казначейские грамоты. Устроилась на кровати поудобнее и принялась за работу.
Княгиня мастерски вносила правки в документы: увеличивала суммы выдач, исправляла даты, подменяла имена получателей. Ее умелая рука, привыкшая к витиеватому письму, искусно подделывала почерк писцов. В одной грамоте она приписала несуществующие расходы на содержание войска, в другой завысила стоимость закупленных припасов, а в третьей вписала имя Михаила Глинского как получателя крупной суммы «на нужды государства».
Работая над подделками, она не забывала о мелочах: делала искусные исправления, которые выглядели как случайные кляксы, добавляла потертости по краям документов, имитируя их давность. Затем тщательно сверялась с образцами подлинных грамот, с которых срисовывала водяные знаки и вислые печати.
Когда поддельные грамоты были готовы, Авдотья аккуратно сложила их в специальный тубус, перевязав шелковым шнурком. Она знала наверняка, что эти документы станут неоспоримым доказательством вины Михаила Глинского, и никто не посмеет усомниться в подлинности документов, исходящих из самой казны.
Княгиня удовлетворенно улыбнулась: теперь оставалось дождаться подходящего момента, чтобы пустить эти грамоты в ход и навсегда избавиться от опасного соперника при дворе.
В утренней тишине прокричал петух, возвещая о начале нового дня.
Глава 23
Убранство княжеских покоев, погруженных в полумрак, пронизанный отблесками пламени из печи и нежным светом восковых свечей, поражало роскошью. Тяжелые занавеси из алого бархата с золотой вышивкой надежно защищали от ночной стужи и политических бурь. На резной дубовой мебели небрежно раскинулись атласные подушки и соболиные шкуры, призывающие к нежным прикосновениям. Огромная кровать, покрытая пуховыми одеялами, тихо ждала под роскошным балдахином цвета малахита. В теплом воздухе разливался пьянящий аромат роз, ладана и мирры, наполняя комнату умиротворением.
Елена в шелковой сорочке цвета слоновой кости казалась воплощением неги. Тонкая ткань едва скрывала изящные очертания ее фигуры, а свет свечей загадочно играл на ее коже переливающимися бликами. Она полулежала на кушетке возле печи, подложив под голову руку, и внимательно наблюдала за пляской огня. В ее серых глазах, обычно холодных и расчетливых, сейчас пылал нескрываемый огонь желания, а на влажных губах дрожала едва заметная сладострастная улыбка. Несмотря на статус великой княгини и правительницы Руси, в этой интимной обстановке она ощущала себя просто женщиной, жаждущей ласки и любви.
Дверь бесшумно отворилась, и в покои вошел Иван Телепнев-Оболенский. Его высокая и статная фигура, правильные черты лица и густые светло-русые волосы, ниспадающие на широкие плечи, невольно притягивали взгляд. Одетый в скромный камзол из