Стало быть, глаголишь, стена глухая? процедил он сквозь стиснутые зубы. А может, сия твоя башка глуха, коли не смог лазейку отыскать?
Шпион втянул голову в плечи, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Он знал один неверный ответ, и его участь будет решена.
А с девкой той, что очами резалась с князем Иваном Федоровичем, он свиделся?
Тоже неведомо мне, голос «палача» и вовсе упал до шепота. Но мыслишка такая имеется
Мыслишка у него! презрительно скривился Глинский. В питейный дом покамест не суйся, а с терема Телепнева-Оболенского глаз не спускай. Теперь прочь с глаз моих!
«Палач» с трудом сдержал радостную улыбку и попятился к двери так быстро, что едва не упал, зацепившись каблуком за персидский ковер.
Когда за ним закрылась дверь, Михаил Львович снова опустился в кресло и нахмурился, подперев голову рукой. Тяжелые думы гнетущей пеленой окутали его разум. Перед ним вырисовывалась сложная головоломка: как разоблачить заговор бояр братьев Шуйских и Бельских, в который еще и Телепнев-Оболенский удачно ввязался?
В его голове кружились обрывки информации, полученной от доносчика. Встреча в питейном доме на Варварке несомненно, заговорщики обсуждали что-то важное. Но как доказать это без свидетелей и улик? Ведь все они были переодеты, как скоморохи, и никто, кроме его шпиона, не узнал в них влиятельных кремлевских бояр! Как использовать столь ненадежные сведения, не подвергая себя опасности?
Особенно остро стоял вопрос о Телепневе-Оболенском. Князь обменялся красноречивым взглядом с сестрой-блудницей корчмаря и это могло послужить ключом к разоблачению. Однако как представить это великой княгине? Прямое обвинение ее любодея в измене без веских доказательств могло обернуться против него самого и поставить под угрозу доверие правительницы.
Михаил Львович знал наверняка: Елена Глинская, хоть и благоволит ему, не потерпит голословных обвинений. Она слишком умна и осторожна, чтобы поверить в заговор без достаточных доказательств. А если великая княгиня усомнится в его, Михаила, честности и заподозрит в попытке оклеветать князя-любимца, это, несомненно, положит конец его влиянию при дворе малолетнего Иоанна IV.
«Надобно способ сыскать, дабы доказательства раздобыть. Может, кого из ближних Шуйских и Бельских деньгой околдовать, дабы языки развязать? А может, через сестрицу корчмаря путь проложить? Может, посулить ей злато да защиту, ежели вести верные принесет? Али страхом ее взять, дабы задрожала да выболтала все, что ей ведомо?»
Каждый вариант таил в себе риски. Ошибку допустить нельзя второй попытки не будет.
Михаил Львович встал с кресла и подошел к окну, всматриваясь в зимнюю мглу за стеклом. Его мысли кружились, как снежинки за окном.
«Вестимо, Шуйские с Бельскими что два пальца на руке, вместе ходят, вместе и пакостят, продолжал он рассуждать. Коли одного за руку поймать, другие сами себя и выложат. Но как их на чистую воду вывести? О чем баяли они в корчме той? Почему забрели именно в питейный дом, а не в теремах своих засели? И как сию встречу с заговором против великой княгини увязать?»
В его глазах загорелся решительный огонек.
Время еще на моей стороне, прошептал он. Пусть думают, что я ни о чем не ведаю. Пусть почуют себя в безопасности да расслабятся. Надобно людей верных расставить, чтоб ни единый их шаг не остался без пригляда. Пусть думают, что я глух да слеп, а тем временем все ходы-выходы их вызнаю. И когда они сделают ошибку а они обязательно ее сделают, я должен быть готов нанести удар. Такой удар, чтоб разом всех накрыть, чтоб не успели ни опомниться, ни схорониться. Пусть тешат себя мыслишкой, что они хитрее. А я буду ждать, ждать и собирать каждую крупицу каждое их слово, взгляд, шаг. И когда придет мой час они пожалеют, что родились на свет.
Михаил Львович снова взглянул в окно, но ничего в нем не увидел, настолько глубоко был погружен в свои раздумья. Его план постепенно обретал ясность, и он понимал, что начинать действовать нужно уже с утра.
В то же время в семи верстах от Кремля, в подмосковном поместье князя Семена Бельского, шла своя беседа. В просторном зале, украшенном охотничьими трофеями и старинным оружием, в больших креслах, обитых мехами, сидели двое хозяин поместья и его гость, Василий Шуйский.
Семен Бельский время от времени поглядывал на сложенные у стены дорожные сундуки. Завтра ему предстояло отправиться в Серпухов великая
княгиня распорядилась готовить войска на случай войны с Литвой. Его брат Дмитрий уже выехал в Коломну, и оба князя не сомневались, что это не простое совпадение: их намеренно удаляют от двора, лишая возможности влиять на происходящее в столице.
Василий Шуйский неспешно потягивал медовое вино из резного кубка, не отрывая проницательного взгляда от своего собеседника; его пальцы нервно барабанили по деревянному подлокотнику кресла, выдавая внутреннее напряжение.
Сдается мне, Семен Федорович, что литовка не просто так тебя с братом от двора отживает, сказал он наконец то, что давно вертелось у него на языке.
Верно мыслишь, Василий Васильевич. Не может быть случайностью то, что нас разом отсылают. Боится нас, значит, Елена Васильевна. Скоро и до тебя доберется.