С каждым клочком, летящим в воздух, Елена теряет частичку надежды, и будущее ее сына становится все более туманным. Тьма проникает в ее разум ядовитым дымом, заполняя его ледяным ужасом и всепоглощающим отчаянием. В зеркале она видит своего Иоанна: свет в глазах ребенка угасает, а улыбка на его губах превращается в гримасу боли.
«Нет, не смей! кричит Елена, падая на колени и протягивая к зеркалу руки. Умоляю, отпусти его!»
«А-ха-ха, твои мольбы бесполезны, ты уже не сможешь его спасти!» насмехается ведьма, отрывая очередной клочок.
Елена смотрит на нее в немом страхе. Нет, это не просто уничтожение бумаги это ритуальное убийство судьбы; каждый клочок частица жизни, безжалостно вырванная из ткани бытия!
Ведьма, наслаждаясь ее страданиями, продолжает свой чудовищный ритуал, приближая к неминуемой гибели. Ее глаза горят безумным огнем, отражая торжество зла, и в этом пламени Елена видит зияющую пустоту, вечную и безжалостную.
«Скоро ты поймешь, что все твои надежды химера!» хрипит старуха злорадно, торжествуя и упиваясь предвкушением бесконечного ужаса.
Внезапно, словно под ударом невидимого молота,
зеркальная гладь покрывается сетью трещин. Они расползаются и разрастаются, углубляясь и расширяясь. Стекло вздрагивает, судорожно содрогается и вдруг взрывается с оглушительным треском, осыпая Елену градом ледяных осколков. Невыносимый холод пронизывает тело до самых костей, как будто сама смерть коснулась ее своим ледяным дыханием.
И вот из разверзшейся черной бездны, из самого нутра зеркального кошмара вырывается рой черных, склизких птиц. Их перья кажутся пропитанными тьмой, а когти скребут по воздуху, оставляя за собой невидимые царапины ужаса. Они кружатся в безумном вихре, их очертания искажаются и меняются, превращаясь в уродливые человеческие фигуры.
И вот ужас достигает своего апогея: птицы уменьшаются, сжимаются, превращаясь в злобных карликов двойников Иоанна. Но это не просто копии их лица искажены гримасой ненависти, а глаза горят дьявольским красным пламенем. Они с пронзительным писком и клекотом носятся вокруг Елены, и их голоса сливаются в жуткий, нечеловеческий хор, эхом отдающийся в стенах палаты.
«Ты не сможешь спасти его! Ты обречена! Поражение ждет тебя!» каждый клекот звучит как удар ножа.
Елена кричит, закрывает лицо руками; она уже не в силах бороться с леденящим ужасом, сковавшим ее тело, с тем безумием, которое настойчиво заглядывает ей в глаза, суля нескончаемый кошмар.
Охваченная паникой, она пытается оттолкнуть их, но ее руки проходят сквозь их призрачные тела. Собрав всю свою волю, Елена кричит, полная отчаяния: «Я не позволю вам забрать его! Он мой сын, моя надежда!» и в ее голосе звучит сила, подкрепленная любовью ко всему, что связывает ее с Иоанном, готовностью бороться за него до конца.
С каждым словом ее страх начинает отступать, а птицы, взвиваясь кверху и истошно вопя, стремительно опадают вокруг, гулко ударяясь своими маленькими уродливыми тельцами о пол.
В сыром, пропитанном запахом тлена воздухе застывает гнетущая тишина, предвестница очередного немыслимого ужаса. Кажется, будто сама тьма, клубящаяся в углах палаты, затаила дыхание, ожидая решающего момента.
Елена делает шаг вперед, но каждый дюйм дается ей с неимоверным усилием. Холодный пот пропитывает ее одежду, липнет к коже. Внутри, в самом сердце, вспыхивает крошечная искра отчаяния, разжигая костер на время забытой ярости.
Она оглядывается и видит лица предков, застывшие в вечности на пыльных портретах. В их глазах отражение ее судьбы, бремя, которое они передали ей по наследству вместе с родовой кровью. Кровь Глинских кровь воинов, магов, людей, не сломленных ни голодом, ни войной, ни проклятиями. И эта кровь ее единственное оружие против надвигающейся тьмы.
«Я Глинская!» выдыхает она, и голос ее, сначала дрожащий от страха, крепнет, становится гулким, наполняя затхлое пространство первобытной мощью.
Каждое слово разносится по палате пронзительным ударом колокола и пробуждает древние силы, спящие под толщей веков.
«И не убоюсь вас! Подите прочь!» кричит Елена в слезах ярости, готовая голыми руками сразиться с невидимым врагом, и в этот момент тьма начинает медленно отступать.
Вокруг искаженные птицы, сотканные из кошмаров и теней, корчатся в предсмертной агонии. Их оперение, словно сгнившие лохмотья, осыпается в удушливый пепел. Иссушенные клювы раскрываются в беззвучном крике, а глаза, полные безумного ужаса, лопаются, источая зловонную жижу. Вся стая превращается в клубы густого черного дыма, который, извиваясь змеями, исчезает в воздухе, оставляя после себя лишь тошнотворный запах разложения.
Зеркало, до того извергнувшее из себя множество осколков, вдруг начинает медленно восстанавливаться. Все осколки, повинуясь чьей-то воле, возвращаются на прежнее место, скрепляясь друг с другом невидимой силой. В глубине зеркала вновь отражается свет, слабый и трепещущий, но все же свет, который постепенно прогоняет тьму из древних покоев.
Елена чувствует, как к ней возвращается сила, как дух, до этого скованный ужасом, расправляет крылья. Она больше не беспомощная жертва, дрожащая перед лицом неминуемой гибели, а воин, готовый сражаться за свою жизнь и жизнь своего сына!