Не могу ли я им помочь? простонала Клари.
Это весьма легко: бедных всегда можно найти, стоит только поискать.
Вы позволите мне, мадам Караман, нет, я лучше буду называть вас мамашей Караман.
Называйте, милочка.
Итак, мамаша, мне крайне надоела Ницца!
И мне тоже.
Не поехать ли нам в Марсель?
Поедемте, дитя мое.
И вот что еще, мамаша, робко прибавила Клари, я бы хотела поехать туда верхом.
Тем лучше, моя крошка, приехав в Марсель, вы будете совершенно здоровой.
Неделю спустя они поселились в Марселе. Гувернантка была права: юная больная быстро поправлялась, она твердо желала быть здоровой, и тот, кто видел ее верхом на лошади, крайне удивился бы, узнав, что еще недавно эту девушку считали неизлечимо больной, носившей в груди чахотку.
В Марселе Клари лицом к лицу столкнулась с болезнями, горем и нищетой лишь теперь поняла она, какое счастье заключается в богатстве. Никто не уходил от нее без щедрого пособия или помощи, и мамаша Караман не могла нарадоваться тому, что поездка, начатая при столь грустных обстоятельствах, привела к такому прекрасному результату.
Как-то раз во время прогулки Клари повстречала Мерседес, красивое, но бледное лицо которой и печальные темные глаза произвели сильное впечатление на девушку. Оброненный платок, принадлежавший Мерседес, послужил предлогом заговорить с нею. Мерседес тоже душою привязалась к Клари: ее веселость никогда не выходила из границ, она с уважением относилась к чужому горю. Они сблизились, и вскоре Клари стала без церемоний навещать Мерседес в ее маленьком домике.
Мерседес вскоре узнала все о прошлой жизни молодой англичанки; она усердно поддерживала мамашу Караман в деле воспитания Клари. Понятно, что богатая наследница горячо привязалась к бедной и одинокой женщине.
Мерседес была счастлива теперь у нее была подруга, с которой она могла говорить об Альбере: вот уже десять лет, как он находился в Алжире, и мать жила лишь его письмами, постоянно с восторгом перечитывая их. Альбер носил теперь фамилию Жолиетт фамилия Морсер для него с матерью была связана со страшными воспоминаниями, и Клари заранее высоко оценила молодого капитана Жолиетта.
Альбер писал еженедельно и вдруг замолк. Для бедной матери настало тяжелое и мучительное время. Прибытие «шакала» Кукушки, привезшего крайне тревожные известия, усилило ее горе, и, наконец, несчастная Мерседес решилась обратиться за помощью к Монте-Кристо.
Во время разговора Мерседес с Клари наш сержант, стоявший у окна, вскрикнул:
Сейчас в гавань вошла великолепная яхта. О, теперь я разобрал надпись на корме: «Зимородок».
Слава Богу, рыдая, сказала Мерседес, упав на колени. Я знала, что он вернется!
Я уйду, мамаша, сказала Клари, вставая, но если что-нибудь будет решено, так я тотчас же об этом узнаю?
Немедленно, ответила Мерседес. Послушайте, сержант, проводите мисс Клари и возвращайтесь Сейчас вы можете мне понадобиться.
Сержант и Клари ушли.
Перед домиком остановилась карета,
из нее вышел мужчина и вбежал по узкой лестнице наверх.
Мерседес! крикнул он с дрожью в голосе.
Мерседес зарыдала.
Эдмон! Эдмон!
19. Мать
Мерседес, сегодня я осознал, что согрешил перед тобой: я наказал тебя слишком строго и умоляю прости меня! Возьми мою жизнь, я не буду роптать на это: я полагал, что исполняю свой долг, а вместо того тешил свое самолюбие местью!
Нет, Эдмон, не говори этого, кротко возразила Мерседес, я более чем заслужила свою участь: измена должна быть отомщена. Но то несчастье, которое сейчас меня сломило, не имеет ничего общего с моим прошлым, и поэтому-то я и осмелилась обратиться к тебе.
Говори, Мерседес, я слушаю, спокойно ответил Монте-Кристо.
Ты знаешь, Эдмон, начала Мерседес, что в то время, когда все вокруг меня рушилось, лишь сама мысль о моем сыне привязывала меня к жизни. Не считай меня безрассудной, если я скажу, что Альбер, мой любимый сын, достоин тебя! Его письма, дышащие неизменной сыновьей любовью, поддерживали меня в эти долгие грустные годы, и читая их, я представляла, что он обнимает меня, и я жила лишь надеждой, что когда-нибудь снова увижу его! Внезапно наша переписка прервалась, я ждала дни, недели и месяцы известий не было!
Боязливо перечитывала я все газеты, искала и надеялась, но тщетно. Я решилась, наконец, обратиться в военное министерство ответа не было. Отчаяние мое росло.
Случайно в Марсель приехал господин Бошан, я пересилила себя, пошла к нему и раскрыла ему свое горе. Он принял меня крайне любезно, выслушал и пообещал похлопотать. Через неделю я узнала страшную истину.
Альбер погиб? воскликнул граф.
Боже мой, нет не говори этого он не может, не должен погибнуть! с рыданиями продолжала Мерседес. Но все-таки сообщенные мне господином Бошаном известия были далеко не утешительными. Мой несчастный сын, капитан Первого зуавского полка, три месяца тому назад отправился в экспедицию против кабилов, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу может быть, он в плену?
Это случилось до или после поражения Абдель-Кадера? спросил граф, немного подумав.
Насколько мне известно, это случилось после. Господин Бошан сообщил мне еще, что один зуав, сослуживец Альбера, приехал в Париж в отпуск, и что он пошлет его ко мне в Марсель, и от него я узнаю все.