Идиоты! ударившись лбом о ветровое стекло, закричал шофер и обернулся к Васильеву: Как вы, доктор?
Ничего, сквозь зубы ответил Васильев. Сможем ли ехать дальше?
Подождите, я их... шофер выскочил из машины.
Остановитесь! Эй! Дикари! закричал он вслед грузовику, но тот сделал резкий поворот, увеличил скорость и исчез в темноте.
Шофер еще раз выругался и вернулся к машине.
Хоть бы номер заметили!
Я успел увидеть только две последние цифры «32», сказал Васильев, который наблюдал через окно за удалявшимся грузовиком.
Они тронулись в путь.
Только теперь врач почувствовал, как больно ему левую руку. При свете уличного фонаря он увидел, что по руке течет кровь. Боль становилась нестерпимой, но он стиснул зубы и молчал.
В это время в соседней комнатепроцедурной доктор Попов и доктор Васильев разглядывали полученный из Советского Союза цезий четыре тонкие синеватые проволочки в четырех стеклянных пробирках. Все они были уложены в тяжелую свинцовую коробку.
Радиоактивный цезий! Сейчас он выделяет электроны, альфа-частицы и гамма-лучи. Нам необходимы гамма-лучи. Их концентрация в этих проволочках невелика, иначе они были бы смертельно опасны для любой живой ткани, и ни я, ни вы не наблюдали бы их с таким спокойствием, объяснял главный хирург.
Васильев молча слушал. Рука у него сильно болела. Но разве можно говорить об этом доктору Попову сейчас, перед такой тяжелом операцией? Он решил молчать. К тому же его занимало совсем другое. Проходя через перевязочную, он услышал, как Симанский говорил Антоновой:
Мария, все будет очень просто! Она ответила:
Я боюсь! Тогда он сказал:
Мне кажется, тебе не нужно напоминать...
Что «напоминать», Васильев уже не слышал.
Наверное, он не обратил бы на это внимания, если бы час назад Симанский не сказал ему, что он не знаком с Антоновой. Выходит, они давно и хорошо знают друг друга.
«Может быть, они любят друг друга, и ей неудобно признаться мне в этом. Ведь как-никак я ее начальник! Но все равно, она должна была сказать мне...» подумал он и поспешил уйти. Он ненавидел подслушивание.
Васильеву было тяжело. Он любит Марию, так привязан к ней, они уже объяснились, и он верил ей, но сейчас...
Как быстро развивается наука! продолжал Попов. Десять лет назад мы мало знали о мозговых процессах, у нас не было специали-18
стов
но вы должны остаться на своих местах. Никто не выйдет отсюда и не покинет больницу без специального разрешения. Все двери в отделении будут закрыты.
Вы полагаете, что кража произошла сейчас? спросил его доктор Горанов.
Я убежден, что препарат еще находится в больнице, громко ответил Попов, как будто желая испугать неизвестного ему вора.
Ну и загадка, пробормотал старый врач. Столько лет работаю, но такая история случается со мной впервые.
Попов отправился в свой кабинет, и вскоре оттуда послышался его голос:
Алло! Алло! Министерство внутренних дел! А в процедурной Симанский, ломая руки, повторял:
Все кончено, все кончено! Так надеялись на цезий... Профессор умрет...
Да будьте же мужчиной! прервал биолога доктор Горанов, раздраженный его причитаниями.
Но что же делать, доктор? сказал Симанский, воздевая руки.
Притворяться! не глядя на него, многозначительно ответил Васильев.
Его сопровождал слабый на вид смуглый юноша, одетый по-летнему в рубашке и коричневых парусиновых брюках.
Отец, пропустишь меня? остановившись у входа в больницу, спросил полный человек привратника.
Нельзя! Приходите в приемный день от без четверти два до четырех, ответил дядя Кочо, высокий старик с длинными, как у кузнечика, усами.
Но доктор Попов пригласил нас в гости, начал убеждать его полный человек.
Доктор никогда не приглашает сюда гостей!
Ну, а если у вас уже есть гости?
Нет таких! Мы ни для кого не делали исключений, категорически заявил дядя Кочо.
Но сегодня вы сделали исключение для постороннего, с улыбкой заметил незнакомец.
Да, верно, но это же был... как его... ассистент профессора, которого мы лечим, вспомнил дядя Кочо.
И другого пустили.
Нет, никого другого не пускали!
В этот момент на лестнице показался доктор Попов.
Подполковник Аврониев! представился незнакомец и показал удостоверение.
Его спутник стоял позади.
Главный хирург повел Аврониева в свой кабинет, а юноша незаметно обошел коридор и осторожно ознакомился с устройством дома.
Скажите, до которого часа вам необходим цезий? спросил Аврониев Попова, внимательно выслушав его объяснения.
До трех часов утра. После этого за результат операции нельзя будет поручиться.
До трех часов... повторил Аврониев, зажег сигарету и откинулся в кресле. Казалось, он не столько думал, сколько просто смотрел на доктора, разглядывал его кабинет, обстановку.
Значит, никто не входил в больницу и никто не выходил отсюда? неожиданно спросил Аврониев.
Да, ответил Попов, глядя на него с любопытством и с некоторым пренебрежением. Этот человек явно не внушал ему доверия. Он представлял себе, что приедет энергичный начальник, прикажет оцепить здание, начнет все перетряхивать, поднимет шум и проявит амбицию. А перед ним сидел человек, которого, по-видимому, все это не особенно волновало и который, наверное, совершенно формально исполнял свой долг.