Нигофф, при всем умении владеть собой, не смог сдержать волнения.
Корона?! с изумлением воскликнул он.
Тут надпись есть, торжествующе сказал Хомяк.
Нигофф, схватив тиару, метнулся к окну и, повернув ее, прочитал:
Пилур
Петербург, 1913 год
Южноморский зерноторговец и мукомол, став владельцем золотой тиары Пилура, потерял покой. Суеверного коммерсанта преследовали рассказы Тараса Ивановича. Покойный учитель истории поведал ему народное поверье о том, что всех обладателей крупнейших сокровищ ждет несчастье. По его словам, восемнадцать государей Индостана, владевших величайшим алмазом «Коинур», погибли не своей смертью.
Нигофф просыпался в холодном поту. Шаркая ночными туфлями, воровато оглядываясь в собственном доме, он подходил к дверям кабинета, и только прерывистое дыхание Рекса успокаивало его.
Так продолжалось несколько дней. В начале июня Ганс Карлович выехал в Петербург.
В то лето в русской столице гостил один из крупнейших американских финансистов мистер Пирпонт Дюран. С берегов Гудзона на берега Невы его привели биржевые операции и сделки с банками Российской империи.
Но, по горло занятый официальными приемами, деловыми встречами и конфиденциальными разговорами в тиши роскошного номера «Европейской гостиницы», мистер Дюран находил время и для поисков редчайших произведений искусств, предметов старины, которыми так сказочно богата Северная
Пальмира. Как-то утром, просматривая корреспонденцию, он увидел конверт с фирменной маркой известного парижского антиквара.
В полдень, сев в щегольской экипаж на дутых шинах, секретарь Дюрана велел отвезти себя к магазину Фельже. Лихач даже не спросил адреса.
На многолюдной петербургской улице находился полумагазин-полуконтора с огромными зеркальными витринами по обе стороны двери, на которых было написано: «А.Ф.Фельже. Предметы искусства и художественной старины».
Стены длинного зала магазина были сплошь увешаны картинами, французскими гобеленами, персидскими коврами. На подставках стояли скульптуры, и несколько мраморных Вольтеров с язвительной улыбкой глядели друг на друга. В шкафах за стеклом лежали изделия из слоновой кости, фарфор, античная керамика, эмали, старинный итальянский фаянс и даже древняя мозаика.
По магазину прохаживались франтоватые приказчики с лихо закрученными кверху усиками, всем своим видом показывая, что они не торговые люди, а близки служению музам.
Как только молодой иностранец переступил порог магазина, рядом с ним вырос старший приказчик. Он тотчас проводил американца в конец длинного зала, где за стеклянной перегородкой в старинном кресле восседал сам Альфонс Францевич Фельже.
Это был сухонький, маленький, профессорского вида старичок, аккуратно и скромно одетый. Он вежливо поклонился вошедшему.
Молодой иностранец, держа в руках словарь, сказал:
Меня посылал ваш коллега Шеф антиквариат отель Друо. Пари
Фельже, предложив гостю сесть, взял протянутое им письмо и быстро пробежал его. Письмо было короткое. Улыбнувшись, однако без всякого заискивания, Альфонс Францевич с достоинством произнес:
Рад считать своим новым клиентом знаменитого финансиста Нового света мистера Пирпонта Дюрана. Насколько я понял, речь идет о золотой тиаре скифского царя. Да, эта редкая вещь! После южноафриканского алмаза «Эксельсиор» в 971 карат это самая интересная находка за двадцать последних лет.
Секретарь Дюрана, вытянув шею, напряженно слушал, чтобы ничего не упустить из рассказа Фельже. Уловив, в чем дело, он нетерпеливо спросил:
Купил Эрмитаж?
Нет, дорого.
Вопрос деньги для шеф не играйт роль. Где вещь?
К сожалению, вы опоздали на неделю. Корону увезли в Берлин.
Профессор Регль спорит с гостем
Ему, торговавшему русским хлебом, не хотелось попасть в немилость. Теперь без всякой боязни быть обвиненным в том, что он вывез из России сокровище, Ганс Карлович открывал массивную дубовую дверь с тяжелым резным орнаментом в готическом стиле.
Кабинет директора королевских берлинских музеев был уставлен громоздкой, давящей мебелью. То тут, то там висели тевтонские доспехи, шлемы и панцири, скрещенные мечи. Из тусклой золоченой рамы над письменным столом глядел Вильгельм II, в каске, опирающийся на эфес сабли. В одном углу громоздился большой бюст рыжебородого Фридриха Барбароссы, в другом скелет человека стоял на подставке с табличкой: «Я был таким, как ты, ты будешь таким, как я».
Директор музеев вел разговор с Нигоффом выйдя из-за стола:
Могу вас обрадовать, герр Ннгофф, император высочайше разрешил купить тиару. Сегодня будет назначена экспертиза ученых. Профессор археологии Якоб Регль и его коллеги должны подтвердить подлинность тиары. Простите, одну минуту
Он подошел к телефону и снял трубку:
Сорок восемь двадцать два.
В то же мгновенье в небольшом особняке на Фридрихштрассе раздался телефонный звонок. Никто не подходил к аппарату. В доме не было никого, кроме хозяина профессора Регля, а он, раскуривая сигару, покачивлся в кресле-качалке, увлеченный спором со своим гостем, шагавшим по кабинету из угла в угол.
С молодым русским археологом Лаврентьевым профессор Регль познакомился несколько лет назад, на раскопках афинского акрополя. Когда начались работы в Эосе, которые вел Лаврентьев, профессор искренне сожалел, что из-за болезни не может отправиться в район Южноморска. Но он пристально следил за археологическими розысками в Эосе.