С годами все определенней пристрастие Саши Черного к ординарным, ничем не примечательным людям, где красками не возьмешь, где серые тона могут быть расцвечены только тогда, когда поэт проникает в душу маленького человека. Саша Черный заставляет нас любоваться своими обыденными персонажами. Недаром он вопрошал с некой даже запальчивостью: Разве тот, кто любит до конца природу, отвергнет крапиву, потому что роза, лучше?» Он как бы преднамеренно идет на самоограничения: имена и фамилии, встречающиеся в его стихах и прозе, стерто-непримечательные Иван Петрович, Лидия Павловна и т. п. Да что там далеко ходить главные персонажи поэмы, шествующие по всем ее главам в поисках счастливцев: «чернильные закройщики, три журналиста старые Козлов, Попов и Львов». Именно любовь к простым русским людям позволила автору обнаружить в смешении национальных обычаев, в суете европейских буден, в тщете и ущербности существования эмигрантов жизнеутверждающее начало и некий проблеск надежды. Надежды быть может, иллюзорной и напрасной на подрастающее поколение, на «маленький народ, не знающий России». Прежде всего для него считает нужным писать Саша Черный. Он хлопочет об издании русских классиков, отобранных им в расчете на маленьких читателей, затевает альманахи «Молодая Россия» и «Русская земля», которые знакомили бы детей эмиграции «с далекой, никогда не виданной, лежащей за тридевять земель родиной». Видимо, лелеял он надежду, что его маленькие друзья вернутся на землю отцов («Когда-нибудь в России ты вспомнишь обо мне»). И надо ли удивляться тому, что в финале поэмы, после хождений по всем кругам «русского Парижа», найден «единственный, без примеси, счастливый эмигрант» младенец по имени Мишка, «румяный отпрыск Наденькин, беззубый колобок»
Нам остается перевернуть последнюю страницу эмигрантской эпопеи Саши Черного самую светлую и самую печальную. Мы начали с того, что полное освобождение поэт испытывал только в единении с природой. Все эти годы он мечтал сменить городскую оседлость, поселиться где-нибудь в мирной и живописной глуши. Удивительно, но на склоне лет его надеждам почти суждено было исполниться. Приобретен был клочок земли близ Средиземного моря, в Ла Фавьере, где обосновалась колония русских эмигрантов (художников, ученых, общественных деятелей). Вскоре на холме, откуда открывался чудесный вид на море и долину, вырос домик, ставший последними пенатами поэта. Здесь поэт мог наконец предаться простым земным отдохновениям и трудам в окружении близких и симпатичных ему людей. Когда-то, давным-давно, еще в России Саша Черный в стихотворном цикле «Мои желания» признался в самом затаенном и казавшемся несбыточным:
Эта трагическая развязка как бы предсказана еще на заре века Андреем Белым. Ему был ведом удел поэта-солнцепоклонника.
Настоящая фамилия Саши Черного Гликберг, что означает «счастливая гора». Горестный парадокс судьбы: действительно, в конце пути была «гора», показавшаяся поэту счастливой и в земле которой он навеки успокоился. М. А. Осоргин, сам полжизни бродивший по путям и перепутьям зарубежья, сказал в прощальном слове о Саше Черном: «Счастья ему эта чужая земля дать не могла, как никому из нас не дала и не дает».
И все же фортуна, подарившая поэту «счастливую» фамилию, думается мне, не была слепа. Ибо, несмотря на все превратности судьбы, Саша Черный состоялся как поэт. И сегодня его книги возвращаются из эмигрантского небытия на родину трудно и
не так быстро, как хотелось бы, но они входят в наш духовный обиход.
Анатолий Иванов