Мои уверенность и задор, почти пропавшие после ужасного дебютного опыта, стремительно возвращаются. Я великолепно владею словом. Литературу я изучаю
почти уже десять лет и знаю, из чего складывается ясное, емкое предложение; знаю, как структурировать историю так, чтобы читатель оставался прикованным к ней на протяжении всего повествования. Я годами трудилась, чтобы постичь свое ремесло. Возможно, исходная идея этого романа принадлежала не мне, но я спасла его, высвободила алмаз из его нешлифованной оболочки.
Штука в том, что никому невдомек, сколь многое я вложила в эту книгу. Но если когда-нибудь станет известно, что первый черновик принадлежит Афине, весь мир посмотрит на проделанную мной работу, на все те прекрасные предложения, которые создала я, и единственное, что при этом увидит, это Афина Лю.
Хотя никто ни о чем не узнает, ведь так?
ЛУЧШИЙ СПОСОБ СКРЫТЬ ЛОЖЬ ЭТО БЫТЬ НА виду.
И я закладываю фундамент задолго до выхода романа; до того, как рецензентам и книжным блогерам отправляются ранние версии. Я никогда не делала секрета из своих отношений с Афиной; сейчас я в этом еще менее деликатна. Тем более что в настоящее время я наиболее известна как человек, который был рядом с ней в момент ее смерти.
Я обыгрываю нашу дружбу. В каждом интервью упоминаю имя Афины. Скорбь по поводу ее утраты становится краеугольным камнем истории моего восхождения. Ладно, детали я, быть может, слегка преувеличиваю. Встречи раз в три месяца становятся встречами раз в месяц, а затем и раз в неделю. У меня на телефоне хранятся только два наших селфи, которыми я никогда не собиралась делиться, потому что ненавижу, как я смотрюсь рядом с ней; тем не менее я выкладываю их в Инстаграме* в черно-белом фильтре и с трогательным стихом. Я читала все ее работы, а она мои. Нередко мы обменивались идеями. В ней я черпала свое величайшее вдохновение, а ее отзывы о моих черновиках были опорой для моего писательского роста. Это то, что я говорю на публику.
Понятно, что чем ближе мы кажемся, тем менее загадочным будет казаться сходство с ее работой. Отпечатки пальцев Афины в этом проекте повсюду. Я их не стираю. Просто даю альтернативное объяснение тому, откуда они там.
Мой дебютный роман не взлетел, и мне было очень трудно творить дальше, рассказываю я «Бук Райот». Я даже не знала, стоит ли мне продолжать. Именно Афина убедила меня дать рукописи еще один шанс. Она же помогала и во всех моих исследованиях занималась поиском в китайских первоисточниках, помогала находить тексты в Библиотеке Конгресса.
Это не ложь. Клянусь, все было куда нормальнее, чем кажется. Просто некоторое приукрашивание, придающее картине нужный оттенок, чтобы у затаившейся толпы возмущенных в соцсетях не возникло неверного представления. Кроме того, поезд от станции уже отошел, и признание вины теперь поставило бы под угрозу книгу, а я обойтись так с наследием Афины не могу.
Никто ничего не подозревает. Здесь отчужденность Афины мне на руку. Судя по всем панегирикам в Твиттере, которые я прочла после ее похорон, у нее были и другие друзья, но все разбросаны по разным странам и континентам. В Вашингтоне у нее не было никого. Никого, кто мог бы опровергнуть мой рассказ о наших отношениях. И, кажется, весь мир готов поверить, что я была лучшей подругой Афины Лю. И кто знает может, так оно и было.
Да, звучит запредельно цинично, но факт нашей дружбы отразится на любых будущих недоброжелателях самым серьезным образом. Тот, кто посмеет критиковать меня за подражание работам Афины, получается, преследует подругу, которая все еще в трауре. А это выставит его чудовищем.
Афина, мертвая муза. И я, скорбящая подруга, преследуемая ее духом, неспособная и строки написать без того, чтобы в памяти не ожил ее голос.
Ну что? Кто-то еще сомневается, что я хорошая рассказчица?
На ежегодном семинаре Общества американских писателей азиатского происхождения, где Афина провела одно лето как слушатель, а три как приглашенный преподаватель, я учредила стипендию имени Афины Лю.
Пегги Чан, управляющая, сперва отвечала мне озадаченно и с подозрением, но сменила тон, когда поняла, что я предлагаю деньги. С тех пор она ретвитит все новости о моей книге, и лента полна твитами «ПОЗДРАВЛЯЮ!» и «НЕ МОГУ ДОЖДАТЬСЯ, ЧТОБЫ ПРОЧИТАТЬ!!! #ДжуниВперед!».
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ Я ПРОЯВЛЯЮ ОСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ.
То есть занимаюсь исследованиями. Я перечла все до единого источники, которые в своем черновике приводила Афина, и уже сама стала экспертом по истории Китайского трудового корпуса. Я даже пытаюсь самостоятельно выучить китайский, но, вопреки стараниям, все иероглифы для меня просто черточки, а тона
кажутся изощренным розыгрышем, поэтому я сдаюсь. (Впрочем, здесь все в порядке: я нахожу старое интервью, в котором Афина признается, что и сама говорит по-китайски не очень, ну а если читать первоисточники не могла даже Афина Лю, то почему должна я?)
Я настраиваю Гугл Алертс мое имя, имя Афины и оба вместе. Результаты поиска выявляют в основном пресс-релизы, в которых не сообщается ничего нового: пересуды насчет соглашения с издательством, упоминания о работах Афины и иногда о том, как ее творчество сказалось на моем. Кто-то пишет длинную и вдумчивую статью об истории литературных дружб, и я с щекотливым трепетом узнаю, что нас с Афиной сравнивают с Толкином и Льюисом, Бронте и Гаскелл.