Этот раздражительный окрик больного заставил Марью Евграфовну вздрогнуть, а Степана Ильича как-то беспомощно и грустно взглянуть на молодую женщину.
Я еду нанимать виллу в Глион Там я постараюсь как можно реже показываться ему на глаза! Он не выносит меня! прошептал он.
Марья Евграфовна смущенная, чувствуя себя виноватой перед мальчиком, приблизилась к дивану, на котором лежал Вася, и сказала:
Я здесь, мой родной Я на минутку оставила тебя Прости, деточка
И она покрыла поцелуями его мертвенное личико.
Мне пора лекарство принимать Скоро эта противная лихорадка придет, я чувствую, а ты с ним говоришь
И не пора еще Лекарство надо принимать в три часа, а теперь только половина третьего Да, быть может, лихорадка сегодня и не будет, радость моя! говорила Марья Евграфовна, усаживаясь в кресло против Васи.
Ты каждый день говоришь: не. будет, и она каждый день бывает! раздражительно промолвил Вася.
Милый! Да разве я виновата, что она бывает Ты знаешь, как я хочу, чтоб ее не было! воскликнула Марья Евграфовна. Оттого-то я и думаю, что ее не будет, и говорю тебе Не сердись же на свою маму! умоляющим тоном произнесла мать.
Вася выпростал из-под одеяла свою тоненькую, восковую ручку и протянул ее матери в знак того, что он не сердится.
Та прильнула к ней.
О чем ты с ним говорила, мама? спросил Вася после нескольких мгновений молчания.
Это: «с ним» кольнуло Марью Евграфовну.
Степан Ильич был так добр, что взялся нанять нам дачу в Глионе Доктор советует туда ехать. Там хорошо Там тебе станет гораздо лучше Завтра мы и поедем А без Степана Ильича мы не устроились бы так скоро Он добрый, Степан Ильич, и готов помочь нам Я его давно знаю. Он очень расположен ко мне и тебя очень любит
И он с нами будет жить?
А ты разве не хочешь, чтоб он с нами жил?
Не хочу!
Отчего, родной? с затаенною тревогой спросила Марья Евграфовна.
Я хочу только с тобой жить и чтоб больше никого не было, а то ты будешь все с ним говорить и меня оставлять одного Это нехорошо
Да Бог с тобой,
деточка!.. Разве не ты единственное существо, которое для меня дороже всего на свете Разве я оставляю тебя?
С тех пор, как он приехал, оставляешь И разве живут посторонние люди вместе Папы только живут, а ведь мой папа умер Он не папа Он, ведь, твой знакомый
Да хороший, добрый знакомый, отвечала, стараясь скрыть свое волнение, Марья Евграфовна
Так пусть живет не с нами! капризно заметил мальчик. Слышишь, мама?
И заходить к нам ему нельзя?
Пусть заходит, если ты хочешь, только не часто. Он на тебя все смотрит и твои руки целует. Я его не люблю! решительно прибавил Вася.
Марья Евграфовна отвернулась, чтобы скрыть охватившее ее смущение. Она чувствовала, как кровь заливает ее щеки. Эта ревность мальчика взволновала ее, и она считала себя виноватой. В самом деле, в праве ли она была согласиться на приезд Павлищева? Но, ведь, он отец!
А Вася, между тем, продолжал серьезным тоном с. безжалостным эгоизмом балованного больного:
Если я, мама, умру, тогда выходи за него замуж, я пока я жив, ты должна быть только моя. Ведь и я только твой, милая мамочка! с невыразимою нежностью прибавил мальчик.
Скорбный вопль вырвался из груди Марьи Евграфовны.
Вся в слезах, она опустилась на колени у дивана и, заглядывая в эти широко-раскрытые, ласково-вдумчивые, проникновенные глаза, воскликнула с страстною уверенностью, словно бы стараясь убедить и себя:
Ты вздор говоришь, Вася. Ты не умрешь, ты не можешь умереть, мое дитя! Ты поправишься и будешь жить вместе с мамой. И доктор говорит, что ты поправишься И я буду всегда только твоя, мой мальчик. Как мог ты подумать, что я на кого-нибудь тебя променяю.
Поклянись!
Клянусь!
Мертвенное лицо озарилось радостною улыбкой.
Он с трудом приподнялся на подушках и, обвив шею матери, прижался к ее лицу своими холодными щечками.
Милая, славная, как я тебя люблю, мамочка И когда я буду большой, как я буду беречь тебя! взволнованно говорил Вася.
А Марья Евграфовна ласкала эту милую головку, доверчиво прижавшуюся к ней, и глотала рыдания, подступавшие к горлу.
Через четверть часа жестокая лихорадка начала трепать больного. Термометр показывал 39 градусов. Лицо пылало.
Видишь, мамочка, она не проходит. Покрой меня, не отходи от меня Мне страшно, мамочка Помоги, мамочка, милая мамочка! жалобно и испуганно говорил ребенок.
О, милый, я готова жизнь отдать за тебя! отвечала мать и с отчаянием в сердце, стараясь сохранить бодрый вид, ухаживала за своим дорогим больным.
На другой день Павлищев вернулся и, к удивлению своему, нашел, что внутренние двери заперты на ключ.
Он вышел в коридор и тихо постучал в двери комнаты Марьи Евграфовны.
Та вышла в коридор.
Ну, что Вася?
Он спит теперь Лихорадка все хуже и продолжительнее
Это вы заперли двери?
Я Вася, голубчик, ревнует меня к вам и
И не хочет меня видеть?
Да И я не могла его убедить
И Марья Евграфовна передала разговор свой с Васей, деликатно опустив разрешение Васи выйти замуж после его смерти.
Что ж Что посеял, то и пожал! грустно проговорил Павлищев. Но я все-таки могу оставаться вблизи, Марья Евграфовна? Вы будете жить в маленькой вилле, я уж нанял ее, а я в гостинице Я хоть буду знать, что у вас делается, как Вася и вы, мой добрый друг! прибавил он и взял, было, ее руку, чтоб поднести к губам, но Марья Евграфовна тихо ее отдернула и смущенно проговорила: