Хотя злое чувство и охватило его превосходительство, но в то же время он не мог не отдать своему счастливому сопернику справедливости в том, что он мастерски вел свою «подлую игру».
То-то он ходил тогда по вечерам к Ксении и, вслед за отказом ее, попросился в отпуск и ни гу-гу А эта «старая девка» тем временем влюбилась в этого «красивого мерзавца», а он и урвал миллион прямо-таки из-под его носа! Ловкая бестия!
Вспоминая все эти обстоятельства, Павлищев удивился, как это он не догадался раньше, что ему отказали именно из-за Марка. Как он тогда опростоволосился, приглашая его навещать свою невесту Разве можно было подпускать такое красивое животное к нервной деве Но кто мог ожидать, что она пойдет за него замуж! И как отец допустил выйти за такого «проходимца»!
А он его еще только-что расхвалил за эту самую женитьбу!
Такие мысли проносились в голове его превосходительства и, несмотря на злость, он чувствовал невольное уважение к этому самому «проходимцу» и понял, что с ним во всяком случае надо считаться.
Удивили меня вы, Марк Евграфыч, этой новостью, заговорил Павлищев слегка ироническим тоном. Я, признаться, и не ждал, что именно вы были моим счастливым соперником Поздравляю!..
Марк между тем поднялся с кресла и заговорил:
Так завтра прикажете быть в комиссии?
А вы разве теперь, сделавшись богачом, все-таки хотите работать?
Охотно, особенно под вашим начальством.
И даже моим? улыбнулся Павлищев. Что ж, я очень рад. Я в вас всегда буду ценить превосходного работника До свидания, Марк Евграфович. Завтра в 12 часов здесь у меня соберется комиссия!
И Павлищев, пожав руку Марка, проводил его глазами до дверей кабинета, и когда Марк скрылся, проговорил не то с досадой, не то с одобрением:
Далеко пойдет эта умная каналья!
Ну, что, Марк, оставляешь службу у Павлищева? встретил вопросом старик Трифонов Марка, когда он вернулся из департамента.
И не думаю Напротив, я назначаюсь делопроизводителем двух комиссий, и работы предстоит пропасть
И ты берешь на себя эту работу? спросила Ксения.
Конечно, беру.
Но она утомит тебя, Марк.
Не беспокойся. Я, ведь, привык работать. И, наконец, надо работать, чтоб сделать карьеру У нас так мало умеющих работать! Все больше любят болтать! высокомерно прибавил Марк.
Трифонов стал расспрашивать о том, как принял Павлищев известие о женитьбе Марка на Ксюше.
Очень он был обижен? спросила Ксения, смеясь.
Сперва ошалел, а потом
И Марк, рассказавши о бывшем объяснении и о том, как Павлищев хвалил его, что он женился на богатой невесте, не зная, кто она, в заключение прибавил:
Как видите, он не дурак, Павлищев. Мы с ним не скоро расстанемся!
С следующего же дня Марк принялся за работу и через месяц, когда заседания комиссии были окончены, поразил всех членов мастерским и обстоятельным изложением составленной им записки по весьма сложному вопросу. Сжато, дельно, и точно, не упустивши ни одного из мнений, составил он протоколы комиссии и решительно привел в восторг Павлищева.
О молодом деловитом чиновнике заговорили в министерстве, и когда проект министерства прошел в совете, министр лично благодарил Марка и представил его к Владимиру 4-й степени, причем еще любезно заметил:
Я взял бы вас, молодой человек, охотно к себе, но Степан Ильич не пускает!
Прошло еще несколько месяцев, и Марк сделался для Павлищева незаменимым человеком. Все самые сложные записки по департаменту писались им, и Степан Ильич не иначе называл Марка, как «золотым перышком». Когда к новому году Павлищев назначен был товарищем министра, Марк сделан был чиновником по особым поручениям при министре и откомандирован в распоряжение Степана Ильича.
Блестящая карьера улыбалась Марку, и Ксения влюблена была в него по-прежнему.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
и о сохранении идеалов, как и трезвенных, умудренных и солидных людей, когда, на каком-нибудь другом парадном обеде, среди лент и звезд, говорил об исконных русских устоях и о необходимости неуклонно их держаться для счастия горячо любимой родины.
Во всяком случае, если вы такой нелюдим, что даже ни разу не видали Аркадия Николаевича, вы должны знать его по имени до того часто оно появляется на страницах газет и иметь некоторое понятие об его представительной наружности, производящей еще до сих пор впечатление на зрелых дам, по портретам, которые появились в витринах у нескольких фотографов и во всех иллюстрированных изданиях, по поводу празднования двадцатипятилетнего юбилея общественного служения Аркадия Николаевича на всевозможных поприщах.
Иволгин был изображен тогда в разных видах и в разных костюмах: и в кургузом, легкомысленном пиджаке, сидящим в кабинете, уставленном книгами, с задумчивым и даже несколько грустным лицом, и во фраке и в белом галстуке, с веселым и плутоватым выражением изящного джентльмена, только что «подковавшего» какого-нибудь нужного человека или «урвавшего» куш, и, наконец, в шитом мундире, с лентой через плечо и двумя звездами, с мечтательно-серьезным, застланным взором чиновного авгура, мечтающего не то о Белом Орле на шею (Владимира 2 степени он получил на юбилей), не то о благоденствии России, не то о хорошенькой и молодой женщине.