«Молодой человек, вы старик, а ведете себя, как мальчишка», и вытурил меня из дому.
С тех пор мы не встречались. Но я знаю, что этого момента она никогда не забудет. И знаю, что она будет избегать встречи со мной. Бедняжка! Но ты притихла, моя дорогая девочка? Ты боишься меня. Не надо бояться Вовочку!
Он сделал «мусеньку», поджав губы бантиком и поморгав глазами.
Вовочка добленький.
Перестаньте, раздраженно сказала Лизочка. На нас смотрят.
Не все ли равно, раз мы любим друг друга. Ах, женщины,
женщины. Все вы на один лад. Знаете, что Тургенев сказал, то есть Достоевский знаменитый писатель-драматург и знаток. «Женщину надо удивить». О, как это верно. Мой последний роман Я ее удивил. Я швырял деньгами, как Крез, и был кроток, как Мадонна. Я послал ей приличный букет гвоздики. Потом огромную коробку конфет. Полтора фунта, с бантом. И вот, когда она, упоенная своей властью, уже приготовилась смотреть на меня как на раба, я вдруг перестал ее преследовать. Понимаете? Как это сразу ударило ее по нервам. Все эти безумства, цветы, конфеты, в проекте вечер в кинематографе Парамоунт и вдруг стоп. Жду день, два. И вдруг звонок. Я так и знал. Она. Входит, бледная, трепетная «Я на одну минутку». Я беру ее обеими ладонями за лицо и говорю властно, но все же из деликатности вопросительно:
«Моя?»
Она отстранила меня
И закатила плюху? деловито спросила Лизочка.
Н-не совсем. Она быстро овладела собой. Как женщина опытная, она поняла, что ее ждут страдания. Она отпрянула и побледневшими губами пролепетала:
«Дайте мне, пожалуйста, двести сорок восемь франков до вторника».
Ну и что же? спросила Лизочка.
Ну и ничего.
Дали?
Дал.
А потом?
Она взяла деньги и ушла. Я ее больше и не видел.
И не отдала?
Какой вы еще ребенок! Ведь она взяла деньги, чтобы как-нибудь оправдать свой визит ко мне. Но она справилась с собой, порвала сразу эту огненную нить, которая протянулась между нами. И я вполне понимаю, почему она избегает встречи. Ведь и ее силам есть предел. Вот, дорогое дитя мое, какие темные бездны сладострастия открыл я перед твоими испуганными глазками. Какая удивительная женщина! Какой исключительный порыв!
Лизочка задумалась.
Да, конечно, сказала она. А по-моему, вам бы уж лучше плюху. Практичнее. А?
Самоотверженная любовь
Танцевала она, положим, редко, да и то в башмаках, потому что муж Люлиной, трагик Кинжалов, был ревнив и ставил вопрос ребром:
Сегодня откроешь руки, завтра ноги, а послезавтра что?
И вот из страха перед этим трагическим «послезавтра» Люлина и отплясывала свои босоножные танцы в чулках и туфлях.
Да это и не огорчало ее.
Ее огорчало совсем другое: она любила карты, а трагик не любил ее любовь к картам.
Она дулась в карты по целым ночам, а трагик дулся на нее по целым дням.
Возвращаясь под утро домой, она часто заставала его еще одетым, бледного, нервного он не спал всю ночь. Его раздражает ее позорная страсть.
Пусть она знает раз навсегда, что, пока она резвится за ломберным столом, он, бледный, тоскующий, с горькой улыбкой отчаяния, бродит один по темным комнатам и спрашивает у белеющего за окном рассвета: «Быть или не быть?»
Лиля Люлина мучилась за него, мучилась целый день до вечера. А вечером, вздохнув, уходила играть в карты.
Но все на свете кончается.
Однажды часов в шесть утра проигравшаяся в пух и прах Люлина возвращалась домой. Провожал ее комик Стрункин. Шли пешком. Комик подшучивал:
Вы оттого и проигрываете, Лиличка, что муж в вас влюблен, как лошадь. Кто счастлив в любви, тому не может везти в карты.
Недалеко от своего подъезда Лиля остановилась как вкопанная.
Смотрите. Ведь это он. Ведь это он! Действительно, это был он трагик Кинжалов. Выскочил он откуда-то из-за угла, бледный, с выпученными глазами, и быстро юркнул в подъезд.
Как странно, он не видал нас, удивился Стрункин.
Господи, господи, ахала Лиля. По-моему, это он от бешенства ослеп. Он, верно, подстерегал меня, чтобы убить. Друг мой Стрункин, знаете я не буду больше играть в карты. Бедный Боречка! Ведь он сошел с ума. Как вы думаете он еще сможет оправиться?
Полная нежности и раскаяния, вошла она в спальню.
Кинжалов уже успел раздеться и даже заснуть. Но спал как-то вполглаза.
«Притворяется, похолодела Лиля, выждет, чтобы я уснула, и зарежет, как курицу».
Она легла, притихла и насторожилась.
Кинжалов сел, прислушался, потом встал и тихо, на цыпочках, вышел из комнаты.
Лиля, вся дрожа, поднялась тоже.
«Пошел за ножом. Господи, господи!.. Доигралась»
Она тихо прокралась за ним.
У дверей кабинета остановилась Что это? Он говорит? Он с ума сошел, он один разговаривает. Она приоткрыла дверь.
Барышня. Сто пять тринадцать. Мерси. Это телефон.
Лиля приободрилась и подошла ближе.
Тамарочка? Ты? нежно нашептывал Кинжалов. Не спишь, детка? Ах, я тоже весь горю. Не оторваться от твоих змеиных
ласк. Ах ах Я тоже Представь себе, возвращаясь домой, столкнулся нос к носу с Лилей. Ничего ничего. Она была так погружена в свои картежные воспоминания, что даже не заметила меня. Ай! Кто меня трога
За его спиной, грозно сверкая глазами, стояла Лиля.