Слепцов, Безобразов, Торнау этих участников похода к Урупу мы уже называли, говоря о лермонтовской поре. Но судьба каждого из них отразится и в сочинениях Толстого.
Николай Павлович Слепцов, получив под начало Сунженский казачий полк, прославится своими подвигами, в короткое время получит генеральские эполеты. Казаки сложат о нем цикл героических песен, именем его назовут станицу... Первое упоминание о нем у Толстого в декабре 1851 года: «На днях убит храбрый и умный генерал Слепцов». Четыре года спустя будет напечатан рассказ «Рубка леса», где ротный командир заявит: «Я не могу теперь вернуться в Россию до тех пор, пока не получу Анны на шею и майора . Это тоже одно из преданий , которое утвердили Слепцов и другие, что на Кавказ стоит приехать, чтобы осыпаться наградами. И от нас ожидают и требуют этого; а я вот уже два года здесь, в двух экспедициях был и ничего не получил». Пройдет еще полвека и имя Слепцова возникнет вновь на страницах знаменитой повести «Хаджи-Мурат».
Генерал Безобразов оставит Кавказ до приезда Толстого. Но минует три десятилетия, и один из кавказских друзей генерала декабрист А. П. Беляев расскажет писателю подробности семейной драмы Безобразова; творчески переработанная история эта станет завязкой повести «Отец Сергий» (факт, известный литературоведам). Бывший кирасир, «один из красивейших мужчин своего века», по определению современников, бывший флигель-адъютант Безобразов послужит прототипом главного героя повести Степана Касатского, «красавца, князя, командира лейб-эскадрона кирасирского полка, которому все предсказывали и флигель-адъютантство и блестящую карьеру при Николае I». Характерно, что отца Сергия в пятой главе Толстой однажды называет «Сергеем Дмитричем» подлинным именем-отчеством реального Безобразова.
С капитаном Торнау фейерверкер Толстой также не увидится. Но с «Воспоминаниями кавказского офицера», которые Торнау опубликует в 1864 году, писатель Толстой познакомится с большим интересом и, как указывают его биографы, использует при создании своего «Кавказского пленника»; черкешенка Аслан-Коз, помогающая Федору Торнау бежать из плена, превратится у Толстого в хозяйскую дочку Дину...
Добавим несколько слов о событиях, изображенных на акварели «Сражение». Когда-то, в 1836 году, одним из тех, кто взял в плен разведчика, был закубанский абрек Хаджи-Джансеид, «замечательный человек по уму и храбрости», как характеризовал его сам Торнау. Переводчиком, захваченным вместе с Торнау, был абазинский князь Мамат-Кирей Лоо, «хитрый и энергичный, красавец и отличный наездник». Судьбы этих троих вновь трагически перекрещиваются в сражении 1843 года. Здесь под началом капитана Торнау воюют казаки и горская команда; в последней больше всех отличается Мамат-Кирей, под ним две лошади ранены и одна убита. Ну, а партию неприятеля возглавляет Хаджи-Джансеид. Позднее лазутчики донесут, что знаменитый абрек
веков, сделал открытие поистине сенсационное. В «Неизвестном военном» на литографии он узнал Лермонтова. Фотокопия портрета была прислана для атрибуции научным сотрудником Орловской картинной галереи Валентиной Федоровной Василенко.
Собственно говоря, одежда не давала однозначного подтверждения атрибуции, но и не противоречила ей. Молодой человек в форменном сюртуке непринужденно сидит, скрестив руки и прислонясь к дереву, на фоне горного пейзажа. Ворот отложен, борта отогнуты. Хорошо видны узкие полоски на плечах, служащие для крепления эполет. Но самих эполет нет, их не носили на Кавказе в повседневной жизни. Шейный черный платок и фуражка военного образца дополняют одежду. Через правое плечо переброшена узкая портупея, к ней крепится шашка с эфесом, утопленным в ножнах. Подобные шашки назывались «клыч» по имени мастера и были чрезвычайно популярны среди кавказцев.
Аналогичную форму изобразил художник К. А. Горбунов на акварельном портрете Лермонтова в феврале 1841 года, не хватает там лишь фуражки. Однако орловская литография не раскрашена, мы не знаем, красная ли подкладка сюртука и околыш фуражки, как у Тенгинского полка, где служил поэт, или иного цвета. Без эполет нельзя назвать ни чина молодого офицера, ни его воинской части. Правда, имеется возможность уточнить датировку: отсутствием на околыше кокарды, введенной с января 1844 года , позволяет уверенно сказать, что рисунок сделан до этого времени. Вот, пожалуй, и все.
Такова репродукция. Но что представляет собою оригинал?
...Хранящийся в Орле портрет оказался большим эстампом (по внутренней рамке 27,7х34,8, по внешней 29,1х36,3, по обрезу листа 30,5х 37,9 см). Внизу миллиметровыми буквами в одну строчку оттиснуто: «Рис. с натуры Шведе. Лит. главн. управления путей сообщения и публичных зданий (К. Поль директ.) Рис. на кам. Белоусов».
Первая из перечисленных фамилий оказывалась очень важной: ведь она давно известна лермонтоведам.
Шведе приехал из Петербурга в Пятигорск на исходе мая 1841 года вместе с семейством Арнольди. Молодой гусар Александр Арнольди пригласил художника с собой, чтобы под его руководством заниматься живописью. Но обязанности учителя не были обременительны. Все окунулись в беззаботную курортную жизнь. «Шведе рисовал портреты желающим и написал мне очень схожий портрет дяди моего, отмечает Арнольди в своих мемуарах. Кроме того, часто со мною писал виды с натуры» . Дядей мемуариста был декабрист Н. И. Лорер, переведенный из Сибири в кавказские войска и накануне их встречи получивший офицерский чин. Портрет Лорера ныне находится в Эрмитаже.