Спокойной ночи. Девочка мышкой шмыгнула из-за печи.
И тебе спокойной Домовой задумчиво посмотрел вслед.
***
Кузьма вздрогнул и проснулся. В доме слышались незнакомая речь, грохот сапог и лязг оружия.
Машенька? тихо прошептал Домовой. Ау?
В ответ звучали только пьяные крики: кроме незваных гостей в доме не было никого.
Значит, ушли Кузьма грустно улыбнулся. Жаль только, что не попрощались, но ничего, я дождусь, а покамест буду присматривать за домом, чтобы эти поганцы делов не наделали. Ну-ка, посмотрим, что они творят.
Кузьма осторожно выглянул из-за печи: за столом, заставленным бутылками, сидело несколько мужчин в непривычной серой форме, возле двери, рядом со странным металлическим ящиком крутился еще один. Прижимая к уху трубку, он что-то подкручивал и, судя по всему, разговаривал с кем-то, передавая команды.
Все загадили сапожищами своими, буркнул Домовой, оглядывая комнату. Вон и шапка на полу лежит, ну рази ж так можно?
Что? Шапка?
Он присмотрелся и вздрогнул: на полу валялся растоптанный, расшитый умопомрачительными узорами недавний подарок, весь в грязи, тускло поблескивали раздавленные бисеринки.
Батюшки-светы, это что ж такое деется?! Куда вы подевались-то?! Кузьма лихорадочно засуетился за печью. Машенька, ау, отзовись!
Но тихий шепот хозяина дома заглушался все более громкими пьяными воплями.
Может, на улицу убегли? Проверить надобно, выйти так увидят же иноземцы проклятые.
Неожиданно на улице раздался женский вскрик и сухой щелчок. Домовому показалось, что через секунду он услышал приглушенный детский вопль, прерванный вторым таким же щелчком.
Что ж вы творите, нелюди! Кузьма зажмурился и шагнул вперед.
Пьяные гитлеровцы разом замолчали, увидев, как из-за печи, сощурившись, вышел маленький мужичок в лапоточках, подпоясанной простой веревкой рубахе и накинутом на плечи тулупчике. Не обращая внимания на ошарашенные взгляды, он подошел к вытаращившемуся радисту и буркнул:
Отворяй.
Подчиняясь непонятному приказу, гитлеровец вскочил и открыл дверь. Домовой нерешительно замер на пороге, а затем с закрытыми глазами сделал первый робкий шаг. Ему казалось, что он движется
сквозь густое месиво, словно какая-то сила не пускала его вперед, тянула назад, в дом, туда, где было его место. А может, она так оберегала маленького домового от того, что ждало его в нескольких шагах от дома. Решившись, Кузьма открыл глаза и замер: недалеко от порога
Машенька, что же ты творишь такое, а? изо всех сил преодолевая густой, как кисель воздух, Кузьма двигался вперед. Ты пошто босая? Я же говорил тебе, беречься надобно, простудишься ведь, вон ноженьки как побелели-то. И не лежи на сырой земле, чай, сентябрь на улице, землица холодная. Ручки, поди, тоже стынут. Машенька Домовой наконец добрался до девочки и заботливо укрыл ее тулупчиком. Ты что это молчишь, не узнаешь? Это же я, твой Колокольчик. Девочка моя, поднимайся, пойдем в дом, я тебе и ноженьки, и ручки разотру, чайку заварю малинового, ты у меня быстро согреешься. Машенька, вставай, вставай, еще и на мокрое легла
Кузьма осекся, с ужасом глядя на медленно растекающуюся красную лужицу.
Машенька Он посмотрел в широко открытые синие глазенки: Да пошто вы не убегли-то, я ж говорил! Ай ты, Господи, что наделали, нелюди проклятущие! Машенька, ты хоть посмотри на меня А за шапку не переживай, я тебе и десять таких принесу, ты только вставай, слышишь, девочка моя, вставай Машенькааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!
Резкий порыв ветра зашатал дом, со скрипом рухнула печная труба, печально прозвенев, из окон повылетали стекла. Домовой почувствовал, что ему стало тяжело дышать, а по лицу, скрываясь в густой бороде, потекли горячие слезы.
Я всегда буду с тобой, Машенька, всегда, с трудом прошептал он.
Гитлеровцы, что-то выкрикивая, лихорадочно повскакивали из-за стола. С ненавистью глядя на пьяные рожи, высунувшиеся в пустые оконные проемы, Кузьма, подняв руки вверх, прокричал:
Я убиваю себя!
Прогремел гром, треск ломаемого дерева заглушал вопли ужаса. Яркая молния ударила в крышу, раздуваемое порывами ветра, взметнулось огромное пламя, нестерпимый гул нарастал и вдруг наступила тишина. На месте дома осталось только выжженное пятно, исчезло все и расшитая немыслимыми узорами шапка, и грязные сапоги, посмевшие ее растоптать.
***
Тихое деревенское кладбище. На крохотном могильном холмике каждую весну у изголовья вырастает один единственный цветок: ярко-синий колокольчик. Он стоит, не шевелясь, его не беспокоит ветер, ему не досаждают ему птицы, с весны по осень, каждый день и ночь по нему катятся капельки росы, похожие на маленькие слезинки.
Я всегда буду с тобой, Машенька, всегда
Страшное поле
Никакого почтения!
Забыли заветы предков!
Трава сохнет, а никто не косит, зря я, что ли, старался?
Колосья лентами не перевязывают. Думаете, мне не обидно?
Наши баньки горят, а никто и не пошевелился! Что теперь погорельцам бездомным делать!
А ну цыц! старческий голос прервал возмущенное многоголосие. Посмотрите вокруг: все горит, враг пришел на нашу землю, поля железом давит, дома сжигает, людей убивает, а вы тут колоски считаете!