Михаил Иванович Касаткин Первозимок Рассказы и повесть
Рассказы
живых. От павших приходят казенные конверты. И под ревнивым взглядом жены или матери солдата он, бережно развернув треугольник с пометкой «Проверено цензурой», начинал бегло читать.
Постой, постой! Не части, останавливал его дед, когда находил, что требуется дать разъяснение по тому или иному поводу. Ишь намекивает! обращался дед к хозяйке письма: «Проработали вчерась до чертушек» эт, значит, лупят они германца! До чертушек! Поняла?!
И все в мире получалось вроде бы так, как говорил дед. Благодаря этому даже на Семку ребята перенесли частицу уважения к его деду.
Но однажды авторитет деда Охремчика поколебался.
К тому времени уже вплотную подступила зима. До декабря оставалось еще несколько дней, и снега по сути не было. Но уже подслеповато всматривались на улицу разрисованные морозом окна, и речку, и ручей затянуло первым ледком. Ранние холода, по всему, не собирались отступать.
Днем дед Охремчик очень убедительно доказывал в сельсовете, что именно сейчас и наступила беспросветная хана германцу, что теперь небось уже гонят его, и погонят через все «европы»
А вечером со станции, что была всего в девяти километрах от Нижней Пикши, донеслись глухие, то усиливающиеся, то ненадолго ослабевающие, взрывы. И не утихали долго. А с темнотой над горизонтом, в той стороне, где была станция, разлилось по небу тревожное зарево. И всю ночь ветер доносил до села запах гари Война теперь была уже не где-то вдалеке, а понадвинулась вплотную.
Я ж что и говорил, оправдывался дед. Бомбить они мастаки. На самолетах германец первое дело: поклевал и улетел. А чтобы пешком ни в жисть! Версту пройдет ноги отвалятся. Ему подавай это как его? асхальт! А без асхальту он у нас и шагу не сделает!
Но слушали его уже вполуха.
Утром землю припорошило крупчатым снежком. И бело, чисто, по-праздничному светло выглядели дома, улица, луга до самой лесной опушки Но праздничного настроения ни у кого не было. Впервые, наверное, с тех пор, как образовалась в округе десятилетка, школьники из Нижней Пикши не собрались возле ручья всей ватажкой. Одни вовсе не пошли на занятия, другие не знали, ждать кого или не ждать, и уходили через ручей по двое, по трое, обеспокоенные, возбужденные.
В положенное время собралась у ручья только дружная компания семиклассников. Но и среди них каждый отлично понимал, что всегдашняя жизнь с ее правилами и распорядком рушится. Первым на мосту через речку остановился Димка Рыжиков.
Невысокий, крепкий, второй после Ивана Перелешина силач в компании, собственной фамилии наперекор, был он совсем не рыжий, а до того светловолосый, что хоть бери и сам себя дегтем смазывай, потому что льняные волосы его, густые, мягкие, неизменно привлекали к себе внимание девчонок. Из-за этого Димка стригся «под бокс» и носил вместо чуба косую, гладкую челку. Она и теперь выглядывала из-под сдвинутой на затылок фуражки.
Пацаны!.. Вот тут, я знаю, картошку не успели убрать Давайте накопаем, костер разожжем! Чего в школу тащиться? Только время тратить. Все равно война! Все равно воевать! Лучше на меткость потренируемся. В ворон постреляем. Я свою рогатку взял. Он достал ее из кармана и покрутил, разматывая резину.
И я взял! с готовностью поддержал его худой, длинный Петька Кругликов. Отцовская дошка сидела на нем, как детская распашонка: мосластые, будто скрюченные морозом руки торчали далеко из рукавов.
Колька Петрелов молча вытащил свою рогатку из-за голенища сапога. Колька с детства чуть-чуть картавил, а нынешним летом, играя в чижика, выбил передний зуб и стал вдобавок присвистывать во время разговора, поэтому старался обходиться без слов. Его даже учителя спрашивали реже других со скидкой на несчастный случай. Был он на год моложе Сергея. Но в свое время увязался в школу за братом и с тех пор уже седьмой год «не отвязывался».
Оказалось, что рогатки были у всех. А посидеть у костра, испечь картошку в любое время соблазнительное занятие. Но вмешался по-дедовски рассудительный Сема Охремчик:
Ну, поедим, а дальше что?
Тренироваться будем, огрызнулся Ванюшка Перелешин. И, показав крепкий кулак, стукнул себя в обтянутую ватником грудь, демонстрируя этим то ли силу свою, то ли твердость своих намерений.
А дальше? настырно повторил Сема.
Что дальше? Чего тебе дальше?! не выдержал Димка Рыжиков. Занятия кончатся вместе со всеми домой пойдем!
А толку что? хладнокровно продолжал Сема. Ты же сам говорил: война!
Вот бы кому фамилия Рыжиков подошла больше, чем Охремчик. Волосы у Семы были с красноватым отливом, а на девичьем нежном лице рассыпались рыжие конопушки.
А ты что, не видел, как станция горела?! Бомбежку не слышал?! начиная злиться, вопросом на вопрос ответил Димка.
Так если настоящая война зачем в нее камешками стрелять?
Затем, чтобы в партизаны пойти, когда понадобится! А не сидеть на печке!
А что ждать, «когда понадобится»?.. неожиданно вмешался Петька Кругликов и развел руками, отчего они еще больше высунулись из рукавов и стали как бы длиннее. Надо собраться и прямо идти на фронт! А то досидимся, что и самих разбомбят!