Халат на соседской жене обижает его сильнее, чем отсутствие халата на своей. Он видит лишь явное неравенство, а следовательно, и несправедливость:
очереди не остановят гонку, в которую все мы с рождения включаемся, как бегуны со старта:
Не умолчал поэт и еще об одном, быть может, самом постыдном свойстве, глубоко укоренившемся в соотечественниках за века несвободы и унижений, о холопстве. Эта нравственная болезнь, развившаяся под «гнетом власти роковой», в свою очередь, способствует увековечению этого гнета. Подданные «сонной державы», возможно, оттого и поражены сонливостью, что она хоть как-то притупляет чувство глубоко засевшего страха, то и дело подпитываемое каким-нибудь новым испугом. Если Ж.Б. был уверен в неколебимости трона «короля дураков», то В.В. с горечью ощущал мощь той силы, что держит в ярме крепко напуганных людей. Даже когда испуг, казалось бы, должен сойти на нет, инерция страха сохраняется. «Народ безмолвствует». Знаменитая ремарка в «Борисе Годунове» угадывается у В.В. в некоторых картинах, где эта особенность российской истории дает о себе знать в нашу эпоху. Вот одна из таких картин, всем хорошо знакомая, почти наскучившая своей регулярной повторяемостью, но не ставшая оттого менее безрадостной:
Печальной иронии исполнены наблюдения В.В. над привычкой соотечественников загодя бояться возможного гнева полновластного начальства, предчувствовать этот гнев и от одного только предчувствия робеть, никнуть и прятаться от его «всевидящего глаза» и «всеслышащих ушей»:
Люди, как известно, не очень-то жалуют такого рода откровенность. Но бывают и редкие исключения когда посягнувших на их душевный покой не просто слушают, но жадно им внимают, ловя каждое слово, стремясь полнее постигнуть его смысл. Доверие современников к слову этих двух поэтов было ревнивым и требовательным.
«МЕДНЫЕ ТРУБЫ»
Признание Ж.Б. национальным поэтом, «Вийоном XX века» происходило почти без участия авторитетных литературных и академических кругов. Они санкционировали его положение во французской поэзии с изрядным запозданием. В 1967 г., то есть через полтора десятилетия после того, как он вышел из безвестности к славе, ему присудили Большую поэтическую премию Французской академии, причем решение это не всеми критиками было принято как обоснованное. Некоторые литературоведы заявляли, что этим нарушается иерархия жанров. Один из них, некий А. Воске выпустил статью, в которой заявил, что не следует путать поэзию с «песенками».
Впрочем, отношение значительной части нашего литературного корпуса к песням В.В. может служить еще более выразительным примером глухоты к родному слову, неспособности воспринимать поэзию на слух без предварительной печатной ее «обкатки». Уже немало лет имеет хождение тезис о том, что успех песен В.В. есть результат его актерского обаяния, эмоциональности авторского исполнения, действия легенды и т.п., но никак не поэзии. Стихи, дескать, уровня невысокого, при чтении большого впечатления не производят и проверки временем не выдержат. В чем все же причина такого непонимания или упорного нежелания понять и оценить то, что без всяких комментариев и толкований понимают и ценят многие миллионы соотечественников? Почему до сих пор иные наши «специалисты» либо делают вид, что этого явления не существует, либо поглядывают на него с некоторым недоумением, бормоча что-то маловразумительное об эстетике и психологии массового искусства?