В феврале 1946-го Виан перешел наконец из ненавистного AFNOR в Государственное управление бумажной промышленности, куда устроил его Клод Леон. Но и там Борису не сиделось спокойно: он все время что-то писал и с загадочным видом прятал. Даже Мишель была не в курсе. Через пару месяцев выяснилось, что Виан сочинил новый роман. Это была ныне знаменитая Пена дней. Мишель рыдала, перепечатывая текст. А Борис надеялся получить за него премию Плеяды от издательства Галлимар. Но судьба оказалась благосклонной к другому автору: премию присудили поэту Жану Грожану. Виан, разумеется, отвел потом душу и насочинял про своих обидчиков таких легенд, что теперь они скорее известны как его персонажи, нежели как поэты и литераторы.
В марте 1946-го Кено представил Виана Симоне де Бовуар. Знаменательная встреча произошла в баре гостиницы Пон руаяль. Поначалу Симона держала себя настороженно и недоверчиво; она отметила, что Виан с удовольствием слушает самого себя и любит шокировать окружающих парадоксальными утверждениями, к тому же бравирует своей аполитичностью. Впрочем, ко второй встрече, когда она прочла Сколопендра и наслушалась о Пене дней, лед растаял. Вскоре на торто-пирожной вечеринке у Бориса и Мишель новые друзья проговорили на кухне всю ночь напролет. Потом в Париж из Соединенных Штатов вернулся Сартр, и Симона с гордостью подарила ему очаровательную пару: талантливого молодого писателя-джазиста и его прелестную молчаливую жену, пишущую о кино. Правда, к Мишель Симона долго еще присматривалась, находя ее скучной и пресной. Сартр же оценил ее иначе. Мишель и в самом деле говорила мало ее забивал Борис, зато обладала редким талантом слушать.
Виан был в самом расцвете своих творческих сил; он много знал, великолепно рассказывал, мог часами говорить о джазе и Америке, которую изучил по книгам. Он со всеми держался дружески-сердечно, но независимо, был уверен в себе и уже заявлял: Я не рассуждаю о литературе, я ее делаю.
Журнал Тан модерн, провозвестник экзистенциалистской мысли, распахнул перед Вианом свои страницы. Сартр даже специально открыл новую рубрику: Хроники лжеца. Главной задачей хроникера было развлекать читателя и, не говоря ни слова правды, прозрачно намекать на реальные события то, что Борису лучше всего удавалось. Лжец острил по поводу несуществующих фильмов, подтрунивал над популярностью кинозвезд и знаменитостей, сочинял невесть что про Америку. За год с небольшим Виан написал для Тан модерн пять хроник и одну статью (правда, опубликовано
было не все); кроме того, на страницах журнала увидели свет отдельные главы Пены дней и новелла Мурашки, полюбившаяся Сартру своей антивоенной идеей и кровавым юмором.
День Бориса начинался обычно с присутствия в Управлении бумажной промышленности, где украдкой от начальства и Клода Леона, который сидел напротив, он писал Осень в Пекине. Вечера после восьмичасового рабочего дня были сплошь заняты выступлениями в ресторанах и кафе теперь уже в самом популярном квартале Парижа, Сен-Жермен-де-Пре. Дома Виан постоянно что-то мастерил, по ночам (когда не мог спать из-за сердечных приступов) писал статьи для журналов, переводил. Нередко ему помогала Мишель. Борис торопился все успеть. Каторжник не тот, кто работает по принуждению, а кто не делает того, что обязан делать, записано в его дневнике. С окружающими он тем не менее оставался весел и приветлив, не умел отказывать, когда о чем-то просили. Говорят, у него была особая манера дружить: каждый был уверен, что именно его отношения с Борисом окрашены каким-то неповторимым теплом и смыслом. Он жил и дружил взахлеб.
За что бы Виан ни брался, он все делал талантливо и немного не так, как все. Это создавало его индивидуальный стиль. Вот пример: в декабре 1946-го литературный журнал Нувель ревю франсез организовал в галерее Плеяды выставку картин и рисунков французских писателей. Если вы умеете писать, значит, умеете и рисовать, гласил девиз. Галерея заполучила рисунки и картины Верлена, Аполлинера, Арагона, Бодлера, Кено и других. Кено предложил участвовать Виану. И вот за несколько недель Борис, никогда не державший в руках кисти, написал специально для выставки с полдюжины картин. Это удивительно, но в них соблюдены законы композиции, есть глубина пространства, бинокулярная перспектива, движение Все уравновешенно, значимо, талантливо. Правда, из шести работ галерея приняла только одну: Железных человечков.
К этому же времени относятся первые киноопыты Бориса: вместе с оркестром Клода Абади он снимается в фильме Мадам и ее любовник. Как музыкант-джазист Виан становится все более популярен, чему немало способствует слава Сен-Жермен-де-Пре.
Об этом квартале, где бурлит светская жизнь, ходят легенды. Именно там они рождаются легче всего. Потому что легенды во Франции создаются для того, чтобы в них участвовать. Сен-Жермен-де-Пре один из центральных кварталов Парижа, расположенный на левом берегу Сены. В 30-е годы парижане творческих профессий, до того предпочитавшие Монмартр, затем Елисейские поля и Монпарнас, облюбовали сен-жерменские бистро и кафе для встреч и общения. Это перемещение отчасти объяснялось тем, что здесь, по соседству с Латинским кварталом, расположились переплетные мастерские, книжные магазины и солидные издательства, такие, как Грассе, Сток, Фламмарион, Галлимар. Некоторые писатели даже снимали квартиры в этом районе. На улице Дофин жил одно время Жак Превер, на улице Бонапарт Сартр, на улице Сен-Бенуа Маргерит Дюрас. Еще там проживали Робер Деснос, Раймон Кено, Леон-Поль Фарг и другие.