Откуда, папа, взять мне энергию, когда ее нет
Он слишком развит для своих лет. И каждый свой поступок или проступок может логически объяснить, может благовидно мотивировать. В его характере
нет твердости, закалки, он совсем не испытал еще ударов судьбы и тяжести жизни. Заставить заниматься мальчика, имеющего на все свои отговорки и свое мнение, очень и очень трудно. Да и стоит ли налегать свыше сил? Переутомление страшнее всего. Очень может быть, что у него мозг отказывается работать, как он говорит, именно из-за наступившей жары. Да и трудно заниматься одному. А еще год держать его дома неразумно. При ограниченных средствах почти невозможно подготовить его хорошо, особенно в четвертый класс. Вряд ли Леля сдаст экзамен и в третий. Ну и ничего страшного. Надо поступиться родительским самолюбием и сделать то, что для него полезнее, пусть идет хоть во второй класс. С этим нужно помириться. Ученье дома всегда идет неровными скачками: в одном он силен, а в другом сплошные провалы. Может быть, в Сызрани отнесутся снисходительнее к нему? А без снисхождения нечего и думать поступить даже в реальное училище.
Алексей Аполлонович вспомнил, как Алеша готовился к экзаменам за эти недели, и на душе его стало беспокойно. Все-таки в последнее время он очень мало уделял ему внимания. Правда, показал ему, как учить географию, и он ее сейчас порядочно знает. Это все мелочи. Он просто не умеет взяться за дело. Сколько раз он замечал, что Леля никогда сразу не запомнит. Ему надо урок повторять раза два, три, чтобы он знал, а у него нет усидчивости, он хочет все усвоить сразу, набегом. Прочтет раза два, не углубившись, ему кажется, что он все знает, и вполне успокоится, что выучил урок, а на поверку оказывается, что у него из головы все уже вылетело. Сколько раз ему жаловался Эдуард, готовивший его к экзамену по немецкому: «Удивительно, выучит Леля слова, а на другой день в переводе ничего не знает». Уж не слишком ли они много требуют от него? Уж не нуждается ли он в отдыхе?
Словно гора свалилась с плеч, когда Алексей Аполлонович прочитал в только что полученном письме из Скрегеловки от 25 августа: «...О Леле не пишу. Пусть так будет, как позволят обстоятельства. Во всяком случае можно нагнать время тем, что готовить его к поступлению в 3-й класс тем, чтобы он поступил к новому году. Конечно, тогда придется проходить и курс 3-го класса 1-го полугодия. Думается, что так будет лучше. Теперь во всяком случае я не приеду к 1-му, а тебе везти его некогда. Ну, будь что будет...»
Как только Алеша узнал о письме, он так пристал к Алексею Аполлоновичу, что тому ничего не оставалось делать, как прочитать письмо еще раз. Сначала Алексей Апполлонович пытался пропускать самое секретное и самое рискованное, на его взгляд. Но это только раззадоривало любопытство пронырливого мальчугана. И уж тогда все перероет, а найдет и прочитает. Так уж лучше не скрывать, не отвлекать его от более полезного дела. Из этого письма он сделал свои собственные выводы: «Стоит ли теперь так усердно заниматься, когда можно отложить занятия на неопределенный срок».
Алексей Аполлонович тоже не раз задумывался над тем, не стоит ли отложить экзамены до нового года, когда все утрясется и жизнь войдет в свои обычные берега. Среди года и экзамены бывают не так строги. Была бы только вакансия. К тому времени, быть может, удастся записать его в дворянскую книгу.
Дни шли за днями. Понедельники, вторники, четверги так и мелькали перед глазами Алеши. Или это оттого, что дни стали теперь короче, думал он, сидя за чистым листом бумаги. Он так увлекался самим процессом писания, что все забывал на свете. Эх, побывать бы в Киеве, мамуня такие чудеса рассказывает, что даже не верится. Как она славно описала храм Христа-спасителя, так и видишь глаза бога Саваофа. Можно и испугаться, право. Хорошо бы походить по пещерам. Надо и ей написать. Только о чем бы ей поинтереснее рассказать... Как же не написать матери о том, что он папе предложил свой лобзик, чтобы тот отпилил рог у Маруськи, ох, ей, наверно, и больно будет. Деревенские ребятишки предлагали ему мак за яблоки. Попробовал, мак вкусный. И как все просто. Стоит взять головку, сорвать у нее верхнюю шишечку и опрокинуть головку в рот, весь мак и высыпется в него. Интересно и здорово! Жаль, что на этот раз длинное письмо не успеет написать, приехали к нему Саня и Коля Девятовы (Володя уехал в Сибирь), Эдуард с ними остался, только вряд ли он хорошо себя чувствует с незнакомыми деревенскими ребятами, он бы на его месте сбежал. Все вместе они собрались предпринять экскурсию на подсолнышки, которые караулит дед Семен. Отец ему купил пороху и дроби, дал ружье, чтобы он отпугивал птиц. Может, и им даст по разочку пальнуть. Такая перспектива сразу спутала все его мысли, он отвлекся от письма и всю нить повествования потерял. Поэтому торопливо стал писать обо всем, о чем успел надумать. Заканчивал он уже совсем быстро:
«...День сейчас ясный, теплый, но вода 15°.
Мамуня, приезжай скорее, осчастливь своих бедных сиротинушек, а то бедные их головушки гнутся по ветру не знаючи пристанища...» Передал, как обычно, миллион поцелуев. И, как обычно, не удержался от рисунка: ловко набросал человека со слезами и подписал: «Я плачу».