Да, в женском медицинском институте, Юленька видела, продается брошюра «Конституция московского земства», она хотела купить, а потом раздумала, ты же знаешь, что политика ее совсем не интересует. А вспомни, как петербургское общество возбуждено против великого князя Алексея за хищения во флоте. Однажды, когда его любовница Баллета выходила из театра, вся усыпанная бриллиантами, публика стала кричать: «Вот куда пошли русские миллионы». И уже есть слух, что морским министром назначают Алексеева, а великий князь Алексей будет понемногу отстранен.
Комаров сказал: «Мы переживаем момент величайшей исторической важности». А если Комаров открыто высказывается за конституцию, это много значит. Он очень осторожен и, кстати, Леля, кажется, служит в тайной полиции.
Вот так Шарманщик! Вот так дипломат. Брр!
Хорошо, что по какому-то внутреннему инстинкту я ни перед ним, ни перед Варей не высказывала своих мнений.
А тебе, мама, и скрывать-то нечего. Ты все успела высказать в своих пьесах и рассказах.
Как знать, Леля, как знать... Александра Леонтьевна попрощалась с сыном и внуком и ушла к себе домой.
Потянулись долгие дни неопределенности. Александра Леонтьевна никак не могла решиться на определенный шаг. Карпов или Барятинский? В эти дни приходила к ней Мария Леонтьевна, приехавшая по делам отца. Прошло десять лет со дня его смерти, и она решила посоветоваться с сестрами, как быть с его наследством. Она вела переговоры с Варей, но без всякого результата, трудно было оформить раздел. Но больше говорили о театрах. Только решили держаться Барятинского, как пришел Алексей, и снова все погрузились в тяжкое раздумье. Дело в том, что он по просьбе матери был у Ге, взял ее рукопись и рассказал о ее сомнениях. Ге решительно сказал, что если только Малый театр захочет ставить, надо соглашаться с этим. Он гораздо выгоднее, и для пьесы полезнее. Надо только обязательно заключить с ним условие, что он обязуется поставить не позже января, а то пьеса может пролежать года два без движения. Решили подождать с ответом Барятинскому, тем более что он предлагает некоторую доработку пьесы как условие ее постановки. Карпову же надо сказать, что пьесу берет другой театр, если не будет немедленного решения. Если они хотят ставить, то пусть поторопятся. В конце концов с Барятинским можно разойтись вежливо, мотивируя отказ тем, что она не хочет переделывать. И все-таки какое-то чувство заставило ее желать, чтобы пьеса была поставлена именно у Барятинского, очень сей претила суворинская компания. Ну, будь что будет! Как решит судьба! С этими мыслями Александра Леонтьевна отправилась в Малый театр, чтобы повидаться с Карповым и окончательно решить судьбу своей пьесы. Но разговор с Карповым опять ни к чему не привел. Вечером она зашла к Алексею и рассказала ему об этом разговоре.
Сейчас вернулась из Малого театра и видела Карпова. Черт его разберет, чего он хочет. Хвалит пьесу: «Лучшее, что вы написали, но страшно ставить, очень мрачно». Я упорно молчала. Он заерзал, стал спрашивать, не давала ли кому еще пьесы. «Не только давала, но накануне того, чтобы сказать последнее слово». Он забеспокоился. Ну я ему и говорю: «Еду на этой неделе, если вы завтра не пришлете ответ, да или нет, я покончу с другим театром и уеду. Я не могу ждать, чтобы говорили и так и этак». Так и решили, завтра он пришлет ответ, если «нет», я тотчас же кончаю с Барятинским.
Ох, мама, и хитрая лиса этот Карпов. Чего он выжимает из тебя? Взятку, вот чего! Ты держи с ним ухо востро.
Да, если дело сладится, надо будет с ним держать ухо востро при написании условия. Я ему сказала, что мне надо, чтобы пьеса была поставлена в этом сезоне.
8 декабря она писала в Самару: «Милый Лешурочка, с Сувориным ничего не вышло. Карпов
написал, что Суворин решительно отказывается ставить пьесу. Из-за чего он меня взбаламутил и заставил потерять три дня, господь знает. Странно он себя вел во время свидания, бог знает, чего он хотел. Ну, и слава богу, блажен муж иже не иде на совет нечестивых. Сейчас из нового театра, смотрела «Пляску жизни» и выбрала время повидаться с Яворской. Князя в театре не было. Ей было некогда, и я ничего путного не могла сказать. Я просила, чтобы она устроила мне свидание с князем, а она толкует, что надо повидаться с Арабажфиным (ради переделок). Ничего не имею против свидания... Леля мечтает, что мы будем на первом представлении моей пьесы, а я думаю: «Ладно, никуда теперь меня из Самары не заманишь».
11 декабря: «Миленочек мой, не тоскуй, не хандри, приеду, как мы хорошо заживем, какая радость будет нам свидеться, подумай только. Нелегко нам с тобой пробивать себе путь, но, подумай, кому же легко по этим временам. Более смутного времени вряд ли мы переживали. Как все перепуталось. Здесь совсем теряют голову в высших сферах, каждый дрожит за свою шкуру, и вот является масса бюрократических, одно другому противоречащих поступков. Авось все это переживется, в ступе перетолчется и что-нибудь из всего этого выйдет. Мы ведь с тобой старые философы, ну и будем философски смотреть на вещи! А пока посылаю тебе хорошенькую статеечку из «Руси». Почитывай иногда эту газету, просто прелесть!.. Статью не посылаю, боюсь, чтобы из-за нее письмо не вскрыли».