Александра Леонтьевна у Вари чуть-чуть отошла, успокоилась. Предоставленная сама себе, она часами думала о прожитой жизни. Варя с мужем одна. Саша и Катя в Швейцарии, Лева где-то за границей. Варя в ужасном душевном беспокойстве: болезнь Саши и солдатчина Левы висят над ней дамокловым мечом. Бедная женщина! Что в
сравнении с ее трагичной судьбой собственные неудачи... А все-таки и у нее есть чем похвалиться: вышла у Сытина ее книжка «Афонькино счастье».
Александра Леонтьевна достала письма Алексея Аполлоновича и стала перебирать их. Сколько приятных волнений! Она уехала, а он остался с Шурой. Много времени она у него отнимает, положительно теперь от него не отходит. А как помог он ей с «Русалочкой». В первой части-то она мало нашла его редакционных поправок, он вставил всего лишь несколько слов, а над второй частью он основательно поработал и ничуть не испортил, а, наоборот, улучшил ее художественное звучание. А как ей было радостно получить от него письмо, в котором он пишет, что прочитал «Сестру Верочку» и называет ее «прелестной штучкой»: и как читается, не оторвешься... Кроме конца. Конец в самом деле как-то не индивидуален деланный, как по заказу. Но кроме конца все «прелесть». Пришлось над концом уже здесь поработать. А как он был расстроен, получив ее письмо и переписанную ею часть «Бабушкиных рассказов».
«Сейчас получил твое письмо, читала Александра Леонтьевна знакомые строки. Какая обида! Мамуня, что я наделал. Ах, память дьявольская! Ты массу переписала, а я-то вожусь с перепиской. И, конечно, твоя переписка много лучше, чем наемная. Сколько времени ушло напрасно. Деньги-то я не так уж жалею, барышни нуждающиеся. Тьфу, старый я колпак. Сегодня вечером перечту тобой переписанное. Сколько ни аукай, а дело-то испорчено. То именно и переписано, чего не надо. А то, что надо конец, на руках, и не могу добиться. Сейчас зайду за Шурой, опущу это письмо, и пойдем разыскивать переписчицу. Прости меня, Сашура.
Нет, я не могу успокоиться. Что я наделал. До свидания, не могу писать». Она представила себе его расстроенное, недовольное лицо и улыбнулась. Сколько в нем еще энергии!
Александра Леонтьевна, отдохнувшая у Вари, но съехавшая от Комаровых из-за одного неприятного разговора с Николаем Александровичем, вернулась к своим молодым. Начались новые хлопоты, беспокойные и утомительные, и она возвращалась домой то печальная, то радостная. И по ее настроению сразу можно было догадаться, «со щитом или на щите» она возвращается. Алексей вместе с ней переживал все ее удачи и огорчения, вбирая, незаметно для себя, ее издательский опыт, а заодно узнавал характеры издателей, их взаимоотношения между собой и между издателями и писателями. Каждая мелочь в издательском мире интересовала его, влекла к себе своими заманчивыми перспективами.
Однажды, в конце октября, встретив радостную мать, Алексей возбужденно, предвкушая что-то интересное, спросил ее:
Ну как, мама, принято?
Да, Лелюша, Вольф купил у меня «Бабушкины рассказы», только просил позволения сделать некоторую работу красным карандашом в смысле педагогическом. Он, то есть директор, а не Вольф, находит, что сцена в садовом домике и еще некоторые выражения в других местах не совсем удобны для детского рассказа. Мы сговорились так: он отметит желаемые им поправки и пришлет мне для просмотра и согласия, а также и условие на подписи. Он, вероятно, сначала напечатает в «Задушевном слове», а потом выпустит отдельным изданием. Цену он дал хорошую для детской вещи сорок рублей за лист. Будет листа три. Деньги он, вероятно, все отдаст при заключении условия, я так деликатно намекнула, он тоже сказал в этом смысле. Все это будет через неделю, а пока, Лелюша, придется перехватить у тебя.
Ну, конечно, мама, что за разговор! Ну дальше...
Прихожу в кабинет управляющего, смотрю, на столе лежит моя «Подружка». Поговорили о «Рассказах бабушки», он потом и говорит: «Это вы автор «Подружки»? «Я». «Не напишете ли вы нам несколько рассказов для «Задушевного слова», очень коротеньких рассказов к картинкам?» И показывает картинки, вырезанные из французских и английских изданий. Потеха! Рассказ для младшего возраста по три рубля, для старшего по пяти. Четыре рассказа. «Ладно, попробую». Отродясь такой работой не занималась... Не знаю, справлюсь ли...
Алексей внимательно слушал этот рассказ, и, как только мать высказала сомнение, ему тут же пришла в голову мысль попробовать и свои силы.
Мамочка, дай один рассказец написать, смерть хочется пять рублей заработать.
Пиши, быстро согласилась Александра Леонтьевна, только под своим именем.
Весь вечер сидели они за работой, рассматривали картинки, Алексей фантазировал и придумывал, а Александра Леонтьевна делала поправки в фабуле. Как только им казалось, что получается удачно, он тотчас же брался за перо. Сначала это занятие им показалось чем-то вроде игры, а потом увлеклись, работа оказалась интересной, по-настоящему творческой.
А что, если Лельке
предложить написать несколько песенок для моей «Русалочки», подумала Александра Леонтьевна, глядя на то, с каким азартом работал Алексей. И как только он, чувствуя ее взгляд, поднял на нее глаза, она заговорила: