Почему-то Жене сейчас неприятной, неестественной показалась его притворно-сердитая усмешка, и он раздраженно отозвался:
Да еще только полдесятого! Детское время.
Вот придешь мать тебе покажет детское время! злорадно пообещал дед. Я понимаю: у вас, сыскарей, работы ой как много, даже в книжках пишут, как вы с родимыми да любимыми только по телефону общаетесь. Как ты без нас-то обходишься?
С трудом, ответил Женя, косясь, не показались ли огоньки автобуса. Что там на ужин?
О, брат! торжественно начал было дед, но тут же увял: Хотя нет, Женька, опоздал ты, один плов остался, а были гребешки в майонезе, но Макея их уговорил уже.
Что, опять главу обкатываешь? спросил Женя, думая, что плов, конечно, с курицей, а Макея всегда тут как тут, когда в доме что-нибудь этакое на ужин: Макея был сосед и дедов приятель.
Дело было в том, что дед писал по заказу издательства детскую повесть о событиях на Хасане, и каждую новую главу «проверял» на десятилетнем соседе Максиме. Жене казалось, что этот тихоня и лакомка может запросто свести дедовы воспоминания к элементарному боевику, потому что едва дед пытался перейти от стремительных
глаголов: «бросились», «ударили», «дали залп», «обрушились» и тому подобных хоть к каким-то размышлениям, как Макея закатывал глаза и снисходительно цедил: «Опять как в школе на истории» Дед сникал и терпеливо начинал править главу, потому что очень доверял своей хитрой «аудитории». Женя весьма скептически относился к Максе как к литературному критику, но дед защищался: «Я ориентируюсь на возраст!» Впрочем, сейчас Жене были глубоко безразличны и Макея, и съеденные им морские гребешки под майонезом, и плов, но автобуса все не было, и он сказал от нечего делать:
Пацану спать пора, а ты ему голову забиваешь.
Спать пора? Еще ж Только полдесятого, детское время, подначил дед.
Ладно, я. уже поехал, бросил Женя трубку и помчался к остановке: откуда ни возьмись, подошел автобус. Однако зря спешил: это был пустой служебный, и Женя еще некоторое время топтался под фонарем, пока рядом с ним не затормозил патрульный газик.
Из машины Женю окликнул Виктор Букреев: они вместе когда-то учились в школе, только в параллельных классах, вместе поступали в университет, на юридический, однако Витька не прошел по конкурсу и поступил на следующий год. После учебы он тоже вернулся в родной город, но работал в районном отделении милиции.
Кроме Виктора и водителя в газике сидели сержант и крошечная женщина, которую Женя мог принять за девочку, если бы от нее так сильно не пахло духами.
Подвезем тебя, сказал Витя. Ты домой? Нам в твой район.
Спасибо, сказал Женя. А что у вас?
Хулиганство, махнул Виктор рукой.
Женщина ворохнулась на сиденье, но промолчала.
Муж буянит? догадался Женя.
Витька вечно возился именно с такими делами, и все эти гражданки, которые никак не могли разобраться со своими мужьями, буквально проходу ему не давали: каждую он внимательно выслушивал, каждой что-то советовал, помогал
Но сейчас история была действительно дикая. Эта женщина, что сидела рядом с Женей ее звали Неля, неделю назад разошлась с мужем, который был старше ее на, восемнадцать лет. Разошлись тихо. Он перевез ее на квартиру сестры, помог устроиться. Несколько раз приходил, приносил дочке игрушки и пирожные. Но сегодня, вернувшись с работы, Неля увидела, что все вещи в квартире, вплоть до нижнего белья, облиты кислотой и безнадежно испорчены. Замок в порядке значит, открыли своим ключом. Ключ у ее бывшего мужа был. Но его никто не видел, никаких следов он не оставил, хотя ясно, конечно, что это его РУК дело.
Женя мельком подумал: «Умеет заметать следы, как тот, наш!» и продолжал слушать Нелин рассказ. Видимо, она повторяла его сегодня не раз и даже не два, и даже в самых горестных словах уже сквозили какие-то заученные интонации, и как раз оттого, что ее слова уже были лишены каких-либо эмоций, они произвели на Женю очень сильное впечатление.
Какое он имел право? безжизненно твердила Неля. Какое право?..
Есть такая порода людей, негромко проговорил Витя, которые не сомневаются, что им все можно. И что бы они ни совершили, им все так или иначе сойдет с рук. Везенье свое знают, что ли? А так все можно. Нет у него копеек на автобус, так пешком все-таки не пойдет без билета проедет. Вещи нужной нет стащить может. Будь это хоть рулон туалетной бумаги в гостинице. Денег нет выпросит у того, кому эти деньги в сто раз нужнее. А то и отнимет или украдет. Увидит, что плохо лежит, прихватит. Как это они в себе такое право чувствуют хотеть? Хочу значит, беру. Мое не мое, но мне надо и хоть ты тресни! А если не удается им просто взять плохо людям бывает от них тогда
Сюда? перебил шофер, подруливая к высокому дому, нелепо торчащему на пустыре.
Сюда, тоскливо сказала Неля. Они ведь ехали к ее бывшему мужу, чтобы порасспросить его о случившемся, и она догадывалась, какая сейчас разыграется сцена
Жене захотелось тоже выйти, посмотреть на этого человека, может быть, чем-то помочь Виктору, но тот уже велел водителю отвезти его домой. Женя не стал возражать: все-таки устал он сегодня до крайности, да и задумался вдруг очевидно, есть что-то общее между каждым убийцей или вором. Они считают себя в особом, отличном от других праве: взять чужое, посягнуть на чужое, распорядиться чужим. Собственностью ли, жизнью ли Муравьев, который, правда, сперва хотел взять чужие деньги, а потом взял жизнь. Головко с его омерзительной исповедью. Тот неизвестный, который взял жизнь Зоиной сестры. Их объединяло одно: мерзкая уверенность в свободе своих, нужных и важных только для них, поступков. И Женя почувствовал, каким именно должен быть тот человек, который убил Светлану