Вряд ли. Я уже думал об этом. Мистер и миссис Таттл заверили меня, что к регулятору они не прикасались, и что температура в комнате не менялась: да и не мог бы кондиционер до такой степени остудить комнату в такую теплую ночь. Я хотел в этом убедиться наверняка ведь сиделки с ним не было и договорился с отелем устроить эксперимент в той же комнате, в субботу вечером. Кондиционер работал шесть часов с регулятором на самой низкой отметке, и температура снизилась до шестидесяти девяти для больного пневмонией это слишком холодно, даже если он укутан как следует, но не смертельно.
Понятно, пробормотал Вулф. Вы решили не полагаться на заверения мистера и миссис Таттл?
Буль улыбнулся.
Думаю, это не совсем справедливо. Я им полностью доверяю, так же, как вы мне. Я поступил аккуратно. Я люблю аккуратность.
Замечательная черта. Я тоже люблю аккуратность. А не было ли у вас ощущения, пусть даже ни на чем не основанного, что кто-нибудь, может быть, ухитрился и помог пневмонии добить вашего пациента?
Нет. Я просто хотел быть аккуратным до конца.
Вулф кивнул.
Ну хорошо. Он сделал глубокий вдох, по завершении которого повернул голову и сосредоточил все внимание на сиделке. Во время разговора она сидела с прямой спиной и высоко поднятым подбородком, сложив руки на коленях. Я видел ее в профиль. Нечасто встречаются женские подбородки, одинаково прелестные что спереди, что сбоку.
Вулф заговорил.
Один вопрос, мисс Горен, нет, два. Вы подтверждаете все, что рассказал доктор Буль то, что известно вам лично?
Да, подтверждаю, сказала она с легкой хрипотцой в голосе наверное, оттого, что долго молчала.
Насколько я понял, когда все уехали в театр, Пол Файф начал к вам приставать и получил отпор?
Да.
Не явилось ли это причиной того, что вы каким-либо образом допустили небрежность в выполнении своих обязанностей? Помешало надлежащему уходу за больным?
Нет. Больной крепко спал после инъекции.
А вы ничего не хотите сообщить или добавить к сказанному? Дейвид Файф предложил мне проверить, нет ли в обстоятельствах смерти его брата чего-либо такого, что заинтересовало бы полицию. Не можете вы сообщить хоть что-нибудь, что помогло бы мне принять решение?
Она взглянула на Буля.
Нет, не могу, сказала она и встала.
чем раньше. Да, я против.
А вы, миссис Таттл?
Конечно, против. Она говорила высоким тоненьким голоском, проглатывая окончания слов. Я не люблю напрашиваться на неприятности. Мой муж тоже. Она резко повернула голову. Винс?
Конечно, дорогая, пробасил Таттл. Я всегда с тобой согласен, даже когда на самом деле не очень. Но сейчас на все сто.
Вулф снова повернулся к Полу.
Похоже, последнее слово за вами. Если вы пойдете в полицию, что вы им скажете?
Найду что. Свет лампы делал фингал Пола еще чернее, чем он был на самом деле. Я им скажу, что в субботу вечером, когда доктор Буль уезжал домой, он сказал, что у Берта все нормально, и мы можем ехать в театр, а через несколько часов Берт уже умер. Я им скажу, что этот тип Эрроу подбивал клинышки к сиделке, а она строила ему глазки, и у него наверняка была возможность добраться до ее пилюль и подложить что-нибудь вместо морфия, который она собиралась впрыснуть Берту. Доктор Буль нам сказал, что оставляет морфий. Я скажу, что Эрроу огребет теперь с полдесятка миллионов зелененьких, которых, будь Берт жив, ему не видать бы, как своих ушей. Я скажу, что, когда Эрроу увидел, что у нас с Бертом все налаживается, что мы снова как одна семья, ему это не понравилось, что он и продемонстрировал.
Пол замолчал и осторожно, кончиками пальцев, дотронулся до челюсти.
Мне больно разговаривать, сказал он. Чертов хулиган. Послушайте, я ведь не святой. Вы на меня так смотрите, будто хотите спросить, что это я так убиваюсь по своему братцу да ни черта подобного! Я и в детстве-то с Бертом не очень ладил, и с тех пор его двадцать лет не видел, так что чего уж там! Но могу и объяснить чего. Убийца не может унаследовать имущество своей жертвы, поэтому, если убил его Эрроу, их договору грош цена, и все состояние отходит Берту, то есть нам. Это же очевидно, почему об этом не сказать вслух? В полиции-то мне ничего объяснять не придется, они и так поймут.
Ты заговариваешься, Пол, резко сказал Дейвид.
Да уж, поддакнул Таттл, это точно.
А пошел ты в задницу, сказал Пол зятю. Ты-то кто такой?
Он мой муж, окрысилась Луиз. И мог бы и тебя кое-чему поучить, будь у тебя голова на плечах.
Милая семейная беседа. Вулф взял разговор на себя. Не спорю, сказал он, возбудить любопытство полиции у вас есть чем, но одних только подозрений недостаточно. Вы больше ничего не можете им сказать?
Нет. Мне больше ничего говорить и не нужно.
Вот тут вы заблуждаетесь. Вулф откинулся назад, втянул в себя добрый бушель воздуха и выдохнул его обратно. Давайте попробуем вместе, может, что-нибудь найдем? Во сколько вы прибыли в номер вашего брата в субботу вечером?
В субботу вечером, около пяти. Нижнюю часть лица Пола вдруг перекосило, я подумал у него спазм, а потом понял: он просто пытается ухмыльнуться, что, с разбитой челюстью, не так-то просто. Понял, сказал он. Где я был без девяти минут шесть шестого августа? О'кэй. Без четверти четыре я выехал из Маунт Киско и поехал в Нью-Йорк; в машине был один. Первую остановку сделал у магазина «Шрамм», на Мэдисон Авеню, где купил две кварты их фирменного мангового мороженого на воскресную вечеринку в Маунт Киско. Зачем доехал до Пятьдесят второй улицы, припарковался там (в субботу вечером это еще можно сделать), пешком прошел до «Черчилля», и в номер поднялся в начале шестого. Я специально приехал пораньше, потому что успел поговорить с сиделкой по телефону: мне понравился ее голос, и я подумал, может, успею с ней познакомиться до приезда остальных. Да как бы не так. Этот парень, Эрроу, уже завел ее в гостиную и заливал что-то о разведке урана. Каждые десять минут она бегала взглянуть на больного, и снова назад, слушать про уран. Потом приехал Дейв, за ним Луиз с Винсом, а когда мы уже сели за стол, примерно без четверти семь, доктор Буль. Рассказывать еще?