Под толстым пальто темного цвета на нем была темно-серая визитка, а из-под панталон такого же цвета виднелись хорошие ботинки. Касторовая шляпа до половины закрывала густые вьющиеся волосы. Одни только руки, белые и чистые, но немного загрубевшие, указывали в нем ремесленника. Он курил сигару, не дотрагиваясь до бутылки белого вина, стоявшей перед ним.
Все обычные посетители глядели на него довольно недружелюбно. Его принимали за полицейского и уже думали начать с ним спор. Но когда Лупиа, хозяин заведения, подошел к нему и любезна обнял, подозрения живо рассеялись.
Нет, это не сыщик, объявили бродяги. Это друг или родственник хозяина.
Лупиа поставил на стол перед незнакомцем бутылку и два стакана, вероятно, для того, чтобы выпить с ним, но обязанности его ремесла заставили его сначала заняться клиентами.
Ему помогали два приказчика в белых рубахах и синих фартуках и, кроме того, мадам Лупиа.
Мадам Лупиа стояла за стойкой, уставленной рядом стаканов всевозможных размеров. Она выписывала счета и давала сдачу. Временное отсутствие жены заставило мужа занять ее место и сильно увеличило круг его обязанностей. Когда жена вернулась, Лупиа сейчас же подошел к незнакомцу и сел напротив, снова горячо пожав ему руку.
Жена за стойкой, сказал он, и теперь мы можем поговорить, тем более что я Бог знает сколько времени не видел тебя.
Хозяин налил два стакана немного дрожащей от волнения рукой.
За твое здоровье! сказал он, чокаясь.
За ваше! ответил гость.
Ну, мой милый Рене, продолжал Лупиа, прости, что я говорю тебе «ты», это по привычке. Ты на меня не сердишься?
Конечно, нет.
Конечно, ты теперь уже не мальчик, а мужчина. Кстати, сколько тебе лет?
Сорок.
Неужели так много? с удивлением вскричал хозяин «Серебряной бочки». Ты в этом уверен?
Конечно, улыбаясь, ответил гость.
Черт возьми! Сколько же мне? Боже мой! Я как сейчас вижу, как ты двадцать пять лет назад поступил к Полю Леруа на набережной канала Сен-Мартен.
Да, мне было тогда пятнадцать лет.
А на вид можно было дать не больше двенадцати, так как волос в бороде было столько же, как у меня на ладони.
Ну, с тех пор она выросла и даже скоро начнет седеть. Если посмотреть поближе, то и теперь видны уже белые нити.
Что же делать, продолжал Лупиа, время меняет людей. Ну, расскажи мне, что ты поделывал с тех пор?
Вы знаете, что Поль Леруа был не только моим патроном, но и покровителем. Когда я потерял за короткое время мать и отца, он заботился обо мне, как о сыне. Он научил меня чертить и выучил механике.
Да, да, перебил Лупиа, я знаю, он тебя очень любил. Помню, как он говорил, что гордится тобой и спокоен насчет твоего будущего, так как ты образцовый работник, человек с умом, с сердцем и мужеством, одним словом, имеешь все данные для успеха.
Бедняга! прошептал Рене, проводя рукой по глазам. Да, он был добр, а они убили его!
Так, по-твоему, он невиновен? прошептал Лупиа.
Он умер мучеником!
После некоторого молчания Рене продолжал:
Разорение патрона предшествовало его смерти. После того как его голова пала на гильотине, все его имущество
было продано судом. Мне пришлось искать другую мастерскую; я искал ее напрасно полгода. В это время работы было мало; повсюду отпускали старых работников, вместо того чтобы брать новых. Вы знаете, что у меня не было ничего отложено и мне было туго, когда я узнал, что в Англию требуют французских механиков
И, договорил Лупиа, ты без разговоров поехал?
Само собой разумеется. Между голодной смертью в Париже и заработком по ту сторону Ла-Манша невозможно было колебаться.
И ты сейчас же нашел работу?
На другой же день по приезде.
Ты прожил все это время в Англии?
Совершенно верно. Я оставил фабрику только вследствие смерти Джона Пондера, моего хозяина.
Ты жил в самом Лондоне?
Нет, в Портсмуте.
Разве ты не мог там найти другого места?
Напротив, три или четыре плимутских или лондонских фабрики слышали обо мне и предлагали место, но мне хотелось посмотреть родину.
Париж привлекал тебя, сказал, смеясь, Лупиа.
Париж, конечно, хорош, ответил Рене, но у меня была более серьезная причина желать вернуться во Францию.
Трактирщик снова налил стаканы.
За твое здоровье! воскликнул он. Я понимаю! Верно, какая-нибудь любовь? Я угадал?
Нисколько.
Ты меня удивляешь, так как ты еще молод и очень хорош. По всей вероятности, ты должен был внушить не одну привязанность.
Привязанности, о которых вы говорите, легко уносятся ветром, а я всегда боялся серьезной любви. Человек холостой так свободен, что поступает как хочет: никто его не беспокоит, а потом, Бог знает, нападешь ли на хорошую женщину. Одним словом, я никогда не думал о женитьбе, хотя мог бы это сделать, так как имею достаточно средств.
Это как? Ты отложил?
Да, работая там девятнадцать лет, я собрал сорок тысяч франков.
Черт возьми! Да это маленькое состояние! Ты мог бы жениться на девушке, которая принесла бы тебе столько же, и вы были бы почти богаты!
Да, я знаю, что это нетрудно сделать, но в настоящее время я думаю о другом.