О! Какие же?
Именно поэтому мне и хотелось, чтобы вы, насколько это возможно, припомнили тот разговор.
Простите. Но я не могу. Мне нужно спросить
Я уже говорил с вашим директором мистером Вейнрайтом и гарантирую вам, что в данном случае правила можно нарушить. Инспектор по-отечески улыбнулся.
Ну Я не знаю
Вы же не хотите препятствовать полицейскому расследованию? Улыбка стала более решительной.
Конечно нет. Девушка взглянула в сторону приоткрытой двери. Барнеби терпеливо ждал, подозревая, что в этот момент она вспоминает тот жест, которым «самаритянин» за конторкой представил их друг другу. Ее лицо разгладилось. Она проговорила: Я помню звонок мисс Симпсон. У нас в тот вечер их было всего три Но, правда, не слово в слово.
Все нормально. Вспомните, что можете. Не спешите.
Ну вот, она сказала что-то вроде: «Мне нужно с кем-то поговорить. Я не знаю, что делать». Да, конечно, очень многие люди начинают с подобных слов Потом я спросила ее, назовет ли она свое имя, потому что вообще-то она не была обязана это делать, и некоторые клиенты предпочитают сохранять инкогнито, но она назвалась. Я подбодрила ее, ну, понимаете и ждала, что она скажет. Помолчав, девушка с оттенком осознания собственной важности добавила: Большая часть нашей работы просто сидеть и ждать.
Я понимаю.
Потом мисс Симпсон сказала: «Я кое-что видела. Мне кажется, я должна кому-то об этом сообщить».
Барнеби ощутил, как растет его напряжение.
И она сказала, что же это было?
Терри Бейзли покачала головой:
Она ответила, что это невероятно.
Барнеби подумал, что это еще ни о чем не говорит. Старые холостяки обоих полов склонны считать невероятным всякую ерунду. Если они решаются написать о чем-нибудь в местную газету, они всегда начинают. «Я с невероятным удивлением увидел/ услышал/ наблюдал/ обнаружил»
Но потом к ней кто-то пришел.
Что? Инспектор подался вперед.
Она сказала, что должна идти там стучали в дверь, а я ответила ей, что мы работаем всю ночь и она может перезвонить позже, но мисс Симпсон так больше и не позвонила.
Откуда вы это знаете?
Я специально проверила по журналу, когда пришла утром.
А она положила трубку, прежде чем открыть дверь?
Да.
Она не упомянула, в какую дверь стучали?
Нет.
Вы не слышали собачьего лая?
Нет.
И больше вы ничего не можете вспомнить?
Терри выглядела расстроенной, она нахмурила брови, явно не желая разочаровывать инспектора.
Боюсь, что нет По крайней мере И добавила после долгой паузы: Простите меня.
Барнеби поднялся.
Хорошо. Благодарю вас, мисс
Бейзли. Но меня все называют просто Терри. Мы пользуемся здесь только христианскими именами.
Спасибо вам. Вы очень мне помогли.
Она открыла перед ним дверь.
Мне кажется, было что-то еще Точно знаю, было.
Инспектор подумал, что, скорее всего, девушка врет. Она не походила на человека, который говорит что-то только ради того, чтобы доставить кому-то удовольствие.
Возможно, вы вспомните это позже, когда будете работать или чем-то еще заниматься. Тогда позвоните мне, пожалуйста. Каустонское управление.
Даже если это покажется неважным?
Особенно если это покажется неважным. И, он прикрыл дверь, вы понимаете, все это останется между нами. Не стоит обсуждать это даже со своими коллегами.
О! У Терри вновь появились сомнения. Она казалась теперь более обеспокоенной, чем раньше. Но Я должна записать ваш визит в журнал.
Впишите меня, улыбнулся Барнеби, как неназвавшегося клиента, который переживает из-за смерти родственника.
Было уже почти девять вечера. Инспектор Барнеби сидел за обеденным столом, глядя на полную тарелку похожих на подметку кусочков филе, черных и блестящих, как лакрица, окруженных кольцами желтовато-зеленых макарон.
Твоя печенка с зеленью испортилась, дорогой, проговорила миссис Барнеби, имея в виду, что когда-то она все-таки была неиспорченной.
Том Барнеби любил свою жену. Джойс была добра и терпелива. Она умела слушать. Он всегда что-то говорил, придя вечером домой, обычно о работе, зная, что любое суждение, которое она может высказать, будет непременно разумным. При этом жена умудрялась оставаться такой же внимательной и заинтересованной через полчаса его монолога, какой и в самом его начале. В свои сорок шесть лет она выглядела по-настоящему красивой зрелой женщиной, которая до сих пор была искренне не прочь заняться тем, что с лукавой ноткой в голосе обычно звала «немного пообжиматься». Она воспитала дочь, проявляя в этом деле исключительную стойкость, в одиночку проделывая все то, что обычно делят между собой двое родителей, но в чем работа не позволяла участвовать ее супругу, и при этом ни разу не пожаловалась. В их доме всегда было чисто и уютно, жена с удовольствием занималась любой скучной работой в саду, на долю мужа оставляя только самую интересную и творческую ее часть. Она была неплохой актрисой и пела, как жаворонок, и оба эти таланта выражала con brio в местном музыкально-драматическом обществе. Ее единственным недостатком было то, что она совершенно не умела готовить.