Долго мне тут лежать? пробурчал он оттуда.
Откуда ж я знаю. Я наведаюсь, как только будет возможность.
Ты только обо мне не забудь, а то смена закончится, уйдешь домой, а я тут. И когда будешь двери открывать, как-то отзывайся. Потому что я буду лежать, как труп.
У тебя, Серый, если жить хочешь, другого и выхода нет, чем лежать, как труп. Я буду гимн Украины петь, хочешь?
Лучше что-нибудь другое.
Ну, ладно, «Океан Эльзы», «Все буде добре-е-е». А если не сама приду ну, мало ли, то Кобзона исполню, «День Победы», например.
Дверь морга закрылась, и Кабан остался в полумраке. «Что это так воняет? Забыл, как называется эта жидкость, формалин, кажется? Самое главное это как-то отвлечься, не нагонять страхов непонятных, размышлял он о своем незавидном положении. И нужно как-то справиться с запахами, не обращать внимания, потому что если зациклиться, то долго не выдержать».
Морг по сравнению с больничной палатой обладал одним несравнимым преимуществом здесь было безопасно. Последние сутки Кабан ни на минуту не мог расслабиться, спал нервно, эпизодами, от чего рана болела только больше, невзирая на димедрол с анальгином, а здесь отключился за пять минут. «Тишина, вспомнил он цитату из какого-то фильма. И только мертвые с косами стоят» Разбудили его шум открывающейся двери и громкие властные мужские голоса. Он знал их природу. Такие голоса рождаются у людей, которые взяли в руки оружие и стреляют из него на поражение, именно оно придает их тембру властное звучание, которое не спутаешь ни с одним другим звучанием человеческого голоса. Человек с оружием звучит всегда по-особенному. Сквозь узкие просветы между босыми ногами и ногами в берцах Кабан видел четыре ноги в камуфляже и две в синих докторских штанах. Все ноги стояли в проеме двери и обсуждали гору трупов.
Кто здесь находится? Опись есть? спросил человек с оружием.
Да, есть опись. Вот, смотрите, отвечал голос безоружный, наверняка санитар или врач в синих больничных штанах. Семь комбатантов и трое гражданских лиц.
Кого?
Комбатантов, участников боевых действий. Вроде бы все ваши, погибли в одном месте, доставили 21-го утром. Обещали забрать, но никто не приехал.
А из какого подразделения?
Я не знаю, это вам нужно у главного врача спросить, Алексей Иванович наверняка в курсе.
А гражданские?
Эти свежие, буквально вчера-сегодня привезли. Старички местные, по болезням, по возрасту.
Кабан
не знал, сколько трупов лежит вместе с ним, поэтому в голове у него мелькали разные варианты. Вариант первый: его тоже вписали в комбатанты, и если сепаратисты начнут считать ноги покойников в берцах, то их должно получиться в сумме четырнадцать. Хотя какие берцы, он же в резиновых тапочках?! Значит, его ноги должны идти в учет вместе с ногами гражданских покойников, то есть таких ног должно получиться шесть, это вариант второй. Но самый простой вариант он не записан в жители данного учреждения вообще, ни в комбатанты, ни в местные старички, и его ноги будь они хоть в резиновых тапочках, хоть в берцах не учтенные. А значит, если начнут считать, то сразу обнаружат, что одна пара ног лишняя. «Да, еще никогда Штирлиц так не был близок к провалу!» почему-то зашла в голову дурацкая цитата из анекдота, который ему никогда не нравился. «Главное не шевелиться, главное не шевелиться, главное не шевелиться, твердил он себе, и чувствовал, как пот и кровь текут по животу. Это все возможное, что ты можешь сейчас для себя сделать И не кашлять!»
Ладно, закрывай свою богадельню. Пойдем к главному. Ну и запах тут! сказал камуфляж.
Понимаете, на холодильник у больницы денег нет, а кондиционер сломался. Частный предприниматель Рома, который нам его ставил, в ополчение ушел, а больше никто отремонтировать не может. Город у нас маленький, специалистов мало, сами понимаете
Дверь закрылась, и Кабан тихо выдохнул. Все, что он хотел в этот момент это перевернуться, почесаться и поменять бинты на ране. А потом закурить.
Страха он не ощущал. Кабан четко для себя решил, что в плен он ни при каких условиях не сдастся. Раз нашел в себе силы подняться и по стенке долезть до морга, значит, сможет оказать сопротивление, разозлить врагов, довести их до состояния ненависти, чтобы застрелили здесь, прямо в больнице. Он не мог себе представить, как он сидит в подвале и каждый день к нему приходят ублюдки и ломают железной трубой кости, простреливают колени, давят пассатижами пальцы, звонят домой жене, дочке, матери это самое сложное испытание, самое мучительное и заставляют молить о пощаде. С такими мыслями Кабан отключился.
Разбудила его Нюся. Вошла тихо, позвала:
Серый, Серый!
Кабан с трудом приподнял веки и улыбнулся, увидев сквозь сплетение синюшных конечностей живые смеющиеся женские глаза.
Везучий ты, Серый. Ушли. Полбольницы перевернули, на медсестер и врачей наорали, а те и сами не поймут, куда ты делся: был вот пять минут назад, лежал на койке и нет! Как сквозь землю провалился!
Где-то оно так и есть, пошутил Кабан.
Тебе бы надо на процедуры сходить, нельзя лечение прерывать, не выздоровеешь сам скоро. Я тут недалеко местечко оборудовала, но нужно в больницу вернуться.