Духи так и прут к тебе! Но я, знаете, больше по женской части.
Призовешь этак к себе двух-трех покойниц, тысячи по две лет каждой, ну и начинаешь с ними беседовать. То да се, пятое-десятое, иногда даже рюмочку вина поднесешь.
- Ну, Федор Иванович, это вы, кажется, того! Духи бесплотные, без живота и, так сказать, нутра, а вы вдруг рюмки вина преподносите!
Федор Иванович на минуту призадумался, но затем смело заявил:
- Это ничего не значит, что без нутра. Пьют в лучшем виде.
Одно только: как исчезнут, так на полу мокро остается.
- Конечно, - говорю, - вы, Федор Иванович, человек ученый, и мне спорить с вами трудно. Но по совести скажу, что поверю всему этому, увидевши разве собственными своими глазами.
- Отчего же? Если захотите, так и увидите. Вот в будущее воскресенье у меня сеанс, приходите, буду рад. Может быть, и в члены нашего общества вступите?
- Премного вами благодарен, - отвечаю, - всенепременно воспользуюсь и пожалую.
- Отлично, буду ждать часиков эдак в девять. Адрес мой вам известен.
На этом мы с ним расстались. Всю неделю ходил я как очумелый, нетерпеливо дожидаясь воскресенья. На неделе в "Мавритании" Федор Иванович мне еще раз напомнил о сроке. Третьего дня я ровно в 9 ч. звонился к нему. Сердце во мне тревожно стучало. Ведь шутка ли подумать, через какой-нибудь час, а то и меньше, стану разговаривать с покойным родителем, а может быть, и с Киром, царем персидским! Вхожу. Встречает хозяин. "Очень, - говорит, - рад. А у нас тут уже пять членов собралось, и сейчас можем начинать сеанс. Предупреждаю вас, Иван Иванович, не удивляйтесь ничему, строго исполняйте, что я прикажу, а главное.
Боже упаси, не рвите цепь, т. е. не отрывайте рук от столика и крепко мизинцами держитесь за руки ваших соседей". Из прихожей он провел меня через какую-то полутемную комнату в соседнюю, тоже полуосвещенную. Здесь находилось четверо каких-то мужчин.
Федор Иванович представил меня: "Вот, господа, кандидат в члены нашего общества". Посреди комнаты стоял небольшой круглый столик, вокруг него шесть стульев. Мы сели. Федор Иванович потушил электричество, наступила кромешная тьма. "Итак, господа, кладите руки, и мы приступим", - сказал он. Мы положили руки. "Касайтесь слегка, не нажимайте на стол", - скомандовал Федор Иванович.
Меня охватила жуть. Мысленно я прочитал молитву. Все было тихо. Вдруг, мать честная! Чувствую, столик под руками ерзнул раз-другой,
потом стал подпрыгивать, и что-то застучало в крышку. У меня сперло дыхание. А Федор Иванович вдруг эдаким замогильным голосом спрашивает: "Светлейший, это вы?" Не успел он спросить, как где-то в углу раздался оглушающий петушиный крик. Трясясь, как в лихорадке, я пролепетал: "Федор Иванович, голубчик! Отпустите, мочи моей нету!" Он же сердито на меня прикрикнул: "Сидите смирно, не порывайте цепи, не то плохо вам будет! Фельдмаршал шутить не любит". В это время кто-то как свиснет меня по морде, раз, другой да третий! Забыл я про цепь да и поднял руки, чтоб закрыть лицо. Тут и настала моя погибель!
Кто- то схватил меня за шиворот, опрокинул со стула на пол, и невидимые кулаки принялись меня колошматить. Сколько это длилось - не знаю, но слышу голос Федора Ивановича: "Сгиньте, духи ада! Я зажигаю огонь!" Духи от меня отлетели, и когда Федор Иванович повернул кнопку, то я увидел всех сидящими за тем же столом, с ужасом глядящих на меня. Я же оказался лежащим на полу, неподалеку от столика. Дрожа всем телом, встал я на ноги, погрозил им кулаком, плюнул и, не говоря ни слова, повернулся и вышел.
Как в тумане добрался я до дому, вошел к себе в комнату и медленно стал раздеваться. Глядь, - а бумажника-то в боковом кармане и нет! А в нем-то более ста рублей денег было. Не спал я целую ночь: и денег-то мне жалко, да и понять-то хорошенько не могу. Выходит - точно жулики, а как же стол вертелся, петух кричал, да и Федора Ивановича я ни в чем таком не замечал?
Словом, такая неразбериха поднялась в моей голове, что и сказать не могу. На следующий день не вышел я даже и на службу. Днем, однако, зашел в "Мавританию" и тут же столкнулся с Федором Ивановичем.
- Очень даже, - говорю, - странно с вашей стороны: приглашали на научный сеанс, а сами избили да и сто рублей с лишним сцапали!
- Эх вы, - говорит, - темный человек! С духами шутить нельзя! Я предупредил вас, не рвите цепь. Вы не послушались, - вот и случилось! Впрочем, вы это еще легко отделались. Видели вы того господина, который сидел рядом со мной, эдакий высокий?
Тот тоже в первый раз по неопытности порвал цепь, так, знаете ли, духи его прямо похитили с сеанса и по воздуху перенесли на дом, и при этом золотых часов его - как не бывало!
Тут, г. начальник, меня осенила, признаюсь, нехорошая мысль:
- Что, - говорю, - со всяким ли новичком в вашем деле происходят такие неприятности.
- Да, - говорит, - со всяким, ежели порвет цепь.
- Послушайте, - говорю, - Федор Иванович, у меня к вам просьба: не буду скрывать от вас, что хозяин мой сущая собака.
Мальчишкой он меня колотил да голодом морил, а как вырос да приказчиком стал, с той самой поры и по сегодня, - ни одного ласкового слова не слыхивал от него. Пройдоха он, выжига и нахальник! Теперь я собираюсь от него уходить на свое дело, так мне наплевать, а очень бы хотелось мне отплатить ему. Не могут ли ваши духи набить ему морду хорошенько и там насчет всего прочего?...